Шесть лет прошло, но по сей день это бесхитростное определение остается непревзойденным.
Закуток, отведенный под лабораторию для шестиклассников, находился на первом этаже, в конце здания, и пройти туда можно было только через основную лабораторию, которая сейчас пустовала. Пустовали, впрочем, оба помещения, но тишины не было ни тут, ни там. За окном, прямо в двух шагах, проносились с ревом автомобили, а наверху, надрывая глотки, дружно ревели школьники:
— Воспрянь от сна, душа!
Учеников в старшей группе шестого класса было четыре, восемнадцати и девятнадцати лет, и они ставили опыты попарно. В разгар моей работы, когда все шкафы стояли настежь, пожаловал первый. На вид совсем взрослый и со мной поздоровался по-свойски:
— Здорово, Джо. Погодка-то, красота какая!
Особенность местного диалекта в том, что на нем говорят не то скуля, не то огрызаясь — Фред на нем говорил врастяжку, сюсюкая, как маленький, и выражаясь с неряшливостью, свойственной жителям бедняцких окраин.
Школа была не на лучшем счету в городе, и шли в нее сплошь мальчики из низов среднего класса да верхушки рабочего. Фред был из рабочей семьи. Коренастый, крепкий, кожа землистая. Волосы смазаны бриллиантином, и вечно немытые руки — по-моему, грязь у него так липла к рукам из-за сальных волос.
Не один Фред — другие старшеклассники тоже большей частью называли меня по имени во внеурочное, а то и в урочное время. С первых дней я поставил себе целью держаться со школьниками без чинов — как иначе я мог бы выведать о них всю подноготную? — в чем и преуспел без особого труда, преимущественно позволяя им говорить все, что вздумается.
Стороннего наблюдателя наверняка повергли бы в удивление повадки моих учеников. Меня, как выяснилось, удивить было не так-то просто, вследствие чего повадки моих учеников в самом скором времени сделались и вовсе удивительны. Удостоверясь, что ничем, сказанным ими, меня не проймешь, юнцы вернулись к тому блаженному состоянию, в каком, по-видимому, пребывали, когда я отсутствовал.
Как-то раз старшеклассники несколько дней кряду самозабвенно подбирали прозвище для каждого из учителей. Мне досталось «Что-хошь-сойдет» — справедливо, на мой взгляд. По несчастью, мое небрежение к чинам выглядело чуть ли не бесчинством в глазах моего старшего преподавателя. Который считал, что меня надо уволить, и не упускал случая высказаться в этом смысле при директоре.
Между тем, если я хотел стать писателем — а я только этого и хотел, — мне было совершенно необходимо удержаться на службе. Но ведь тоска зеленая прикидываться, что ты удивлен, когда ничего такого нет; что тебя ух как проняло, когда ты и ухом не ведешь, и что тебя распирает от нравоучительного зуда, когда тебе решительно начхать. Откровенно говоря, я и не пробовал.
