Последнее слово Тилли едва расслышала. Слезы застилали ей глаза — она не в силах была видеть выражение лица мистера Бургесса. Ее душа беззвучно кричала. Но вслух Тилли все же пробормотала прерывистым шепотом:
— Спасибо, что вы были в моей жизни.
Жена священника научила ее читать и писать, но она ни за что не смогла бы дать ей те знания, которыми наполнил ее этот старик — для Тилли он был кладезем всех премудростей. Не было темы, на которую он не мог бы говорить — и все же он был так скромен, что считал себя невеждой. Однажды он сказал ей: «Как Сократ, я могу сказать, что не обладаю знаниями, которыми стоило бы хвастаться, но я чуточку выше других людей, потому что вполне сознаю свое невежество. Я не думаю, что знаю, чего не знаю, но в меру моих скромных сил я стараюсь узнать это».
Тилли не сомневалась, что ей очень повезло, и она целых двенадцать лет была подругой джентльмена. Но все же не он научил ее мыслить. Он научил ее любить — это было совсем другое; он научил ее, что акт любви заключается не только в физическом соединении тел, что физическое наслаждение умаляется наполовину, если в нем не участвует разум. И только мистер Бургесс — вот этот старик, доживавший свои последние часы или минуты, научил ее пользоваться своим разумом. Как-то раз он предупредил ее: «Однажды проникнув с помощью разума за завесу повседневности, ты больше никогда не будешь знать покоя, ибо мысль твоя не успокоится, а поведет к новым приключениям, в новые, незнакомые дотоле сферы, постоянно задавая вопрос „почему". И, поскольку внешний мир не сможет дать тебе верного ответа, ты будешь вечно душой и разумом своим искать истины».
Тилли вспомнила, до какой степени была потрясена, впервые услышав от него, что в мире нет такой вещи, как Бог. Что есть многочисленные боги, созданные разными людьми в соответствии с тем местом, эпохой и условиями, в которых они сами сформировались. Что же касается христианства, то мистер Бургесс уподоблял его надсмотрщику, управляющему рабами посредством бича, сплетенного из ремней, именуемых вероисповеданиями, да еще страха. Того самого, который обладает властью ввергать души в никогда не угасающее, всепожирающее пламя. «Кто посмел бы, — спрашивал он ее, — не поверить в этого Бога, который, отказав тебе в прощении грехов, может швырнуть тебя в ад, откуда никогда не будет выхода?» И сам он, учитель Бургесс, не начни он думать своей головой, уверовал бы в этого Бога — ему совсем не улыбалась перспектива испытать боль и мучения в этом ли мире, в ином ли. Теперь подобные высказывания уже не шокировали Тилли.
