Артур многозначительно кашлянул, и Верена поклонилась.
— Merci, милорд, — прошептала она.
Девушка покинула салон, переполненная какими-то совершенно непонятными чувствами.
«Мне кажется, будто я оставила частичку себя в той комнате. Как это возможно? Что все это означает?»
На сердце у нее было странное томление, и по какой-то причине ее слегка тревожила перспектива появления гостя на борту.
Верена не сразу пошла вниз вместе с Артуром. Вместо этого она решила погулять по палубе, глядя на звезды.
Девушка остановилась в раздумье, но ход ее мыслей прервал этюд Шопена для фортепиано, наполнивший ночной воздух нежными нотами.
«Как интересно, я не помню, чтобы в салоне было пианино. Нужно пойти разузнать».
На цыпочках, мягко ступая по палубе, Верена подошла к окнам салона и заглянула внутрь между полосками травления на стекле.
В комнате царил полумрак, горело всего несколько свечей. Маркиз стоял над каким-то предметом обстановки, сверху которого был огромный медный рог. Девушка поняла, что маркиз целиком погрузился в музыку, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
«Да ведь это граммофон, — прошептала Верена, — у нас есть почти такой же в доме на Хертфорд-стрит». Музыка прекратилась.
Верена затаила дыхание: какую следующую композицию выберет маркиз? Так приятно было услышать музыку — последние несколько месяцев ее почти не было слышно в Росслин-холле, и теперь Верена наслаждалась каждой нотой. После смерти матери дом погрузился в молчание, но потом, когда отец вновь вернулся к жизни, он поставил на Хертфорд-стрит граммофон и купил для него пластинки.
Девушка замерла в ожидании у перил корабля, надеясь, что у маркиза есть еще пластинки.
И действительно, начальные ноты довольно грустного мотива полились из салона. Верена сразу же узнала мелодию, чувствуя, как каждая нота проникает в самую душу.
«Ах! Это же мамина любимая композиция!»
Трогательные мотивы сонаты Бетховена «Pathétique» унесли Верену на волнах эмоций, переплетенных с ностальгией.
Девушка вспомнила, как сидела у ног матери, когда она играла эту самую сонату, вспомнила, как мамино тепло грело ей щеку… Запах мешочков с лавандой, которые висели в гардеробе вместе с одеждой матери, всегда успокаивал Верену, и теперь, по мере того, как музыка величественно нарастала, приближаясь к кульминации, она почти услышала этот аромат…
Слезы полились по щекам девушки.
В каждом дне Верены была капля тоски по матери, но теперь, когда рядом не было никого, кто мог бы назваться другом, ее еще больше не хватало.
