— Поразительно, — отвечала она. — Я хожу по земле и дышу, в отличие от моего бедного отца и его несчастного сына. Едва могу осознать, что во дворце лежат трупы двух правителей, один — сына, который, возможно, убил своего отца, и второй — отца, чьи прежние союзники убили его сына. Я обратилась к Фирдоуси за наставлением, но нигде в «Шахнаме» не вспоминаются мне события, способные дать совет или утешить меня в моем горе.
— Повелительница, я помню, что где-то в середине был плач Фирдоуси на смерть его единственного сына. Припоминаете, как он перебивает свой рассказ, чтоб известить о своем несчастье?
— Помню. Это горчайшее изображение скорби, на которое способен человек такой личной сдержанности, но утешения тут никакого.
— Возможно, никакого и быть не может.
Она вздохнула:
— Нет, не может.
— Я полон надежды, что это ваша последняя печаль.
Она казалась такой юной и беззащитной, что я вспомнил ее брата Махмуда, когда он был совсем маленьким, и сердце заныло. Я скучал по нему.
В ее улыбке сквозила боль.
— Благодарю, но вряд ли это правда. Божьим соизволением Исмаил получит трон, однако какой ценой? Мой отец никогда не одобрил бы того, чтоб один из его сыновей был загнан и убит, словно кролик. Даже Исмаил, которого наш отец считал предателем, не был вышвырнут, как кусок гнилого мяса. Это позорное оскорбление, которое еще больше разбивает мое разбитое сердце.
— Повелительница, вы сделали все, что могли. То была воля Бога.
Она помедлила.
— Меня утешила твоя служба. Я хотела бы отблагодарить тебя за то, что ты сделал вчера.
Она протянула мне полотняный мешочек, в котором я обнаружил стопку синих шелковых платков с тончайшей вышивкой. Изображала та благородную госпожу на ковре под каштаном, углубленную в книгу. Мое сердце забилось: впервые Пери удостоила меня подарка из своих вещей. Отныне я мог носить с собой такой платок на случай, если он ей понадобится.
— Благодарю вас, повелительница. Ваше доверие переполняет меня радостью.
— Я слышала, тебя хотел убить один из людей Хайдара, но ты избежал покушения. Не знала, что ты так отважен.
Я поклонился, вспоминая, как беспощадно евнух Багой правил древней Иранской империей, сокрушившей даже могучий Египет.
— Мне может скоро понадобиться человек твоих качеств. Пока не появится Исмаил, все зыбко. Этим утром я написала ему и посоветовала скорее прибыть, чтоб знатные люди, чьи надежды не сбылись, не взбунтовались. Отнеси это послание моему главному гонцу и вели немедленно доставить.
