Тургенев – Вяземскому, 18 декабря 1818: «Сверчок прыгает по бульвару и по блядям. Стихи свои едва писать успевает. Но при всем беспутном образе жизни его он кончает четвертую песнь поэмы. Если бы еще два или три [триппера], так и дело в шляпе. Первая венерическая болезнь была и первою кормилицею его поэмы».
Тургенев – Вяземскому, 12 февраля 1819: «Венера пригвоздила Пушкина к постели и к поэме».
Тургенев – Вяземскому, 18 июня 1819: «Пушкин очень болен. Он простудился, дожидаясь у дверей одной бляди, которая не пускала его в дождь к себе, для того, чтобы не заразить его своею болезнью. Какая борьба благородства, любви и распутства!»
Тургенев – Вяземскому, 19 августа 1819: «Явился обритый Пушкин из деревни и с шестою песнью ( “ Руслана и Людмилы ”. – В.К. ) Здесь (в Царском Селе – В.К.) я его еще не видал, а там (в Петербурге. – В.К. ) он, как бес, мелькнул, хотел возвратиться со мною и исчез в темноте ночи, как привидение».
Карамзина – Вяземскому, 23 марта 1820: «Пушкин всякий день имеет дуэли: благодаря Бога, они не смертоносны, бойцы всегда остаются невредимы».
Во многом сходную жизнь Пушкин вел и на Юге, просто там у него было поменьше возможностей. Такой образ жизни не мог бесследно пройти для него: к 1820 году «здоровье его было сильно подорвано», в 25 лет он выглядел на все 40 (о чем сохранились свидетельства современников), а внутренне уже к 1820 году был глубоко неудовлетворен собой, и эта неудовлетворенность постоянно прорывалась и в стихах. Он собирался вступить в военную службу (в марте 1819-го), но его отговорили; тогда он уезжает в деревню, где пишет: «Смирив немирные желанья, Без доломана, без усов, Сокроюсь с тайною свободой…» , «Приветствую тебя, пустынный уголок… Я твой: я променял порочный двор Цирцей…» , «Я здесь, от суетных оков освобожденный…» . В 1821 году, в ссылке, он вспоминал: «Я тайно изнывал, страдалец утомленный…» «Вырвавшись на свободу», он был духовно пуст и душевно иссушен, полагал Гершензон, но в глубине души его жило «спасительное живое чувство… Пушкин вывез из Петербурга любовь к какой-то женщине, и… эта любовь жила в нем на юге еще долго, во всяком случае – до Одессы». Приняв на веру утверждение Лернера, принявшего на веру бездоказательное утверждение Морозова, что среди южных стихов не только стихотворение «Давно о ней воспоминанье…» , но и стихи «Умолкну скоро я…» и «Мой друг! Забыты мной…» посвящены одному адресату – а адресат стихотворения
