Но обстоятельства жизни, заставленной с пола до потолка всякой дрянью, толкают жить недавним прошлым — пережевывать сегодняшний-вчерашний день. Проектировать завтрашний. В лучшем случае, проектировать до конца недельный деловой цикл. Ну месячной. Там всегда много срочного. Думать о том, как закрыться по всему срочному к концу недели (месяца).
В общем, три способа забавно прожить жизнь.
И два способа спустить ее в унитаз.
Если счесть простое отсутствие нулевым состоянием, то в жизни наберется изрядное количество отрицательных. Простейший тест: «вы хотели бы уснуть без снов, и проснутся, когда это кончится?». Через день, год, десять лет? Многие люди явно захотели бы переспать свою болезнь, легкую простуда вряд ли, а вот температуру 39 градусов — наверняка. Переспать тюремное заключение, хоть 20 лет. Кому-то переспать похмелье. Кому-то одиночество. Кому-то нищету. И что? Да ничего. По определению, все это состояния, для данного конкретного человека именно — хуже смерти. Смерть это ноль в балансе. А это в минус. За то, чтобы списать минус, можно заплатить и кое-чем из плюса. День ко дню, и наберется. Хотим списать 17,5 лет, которые хуже смерти — почему бы не выдать кое-чего инстанции, которая за это взялась (предоставляет ли Мефистофель такую услугу, интересно?). Например, уплатить еще 12,5 лет времени, к которому нет претензий. А что, нормальный курс.
Ну и сколько мы живем на самом деле?
Личный критерий раздела высокой и низкой литературы — «можно ли по мотивам этого текста написать ученое эссе?». Поскольку в постмодерне эссе можно написать и про кучу навоза, уточним: написать так, чтобы произведение было не только «знаком чего-то там», но и собеседником с правом голоса, чтобы общение с ним шло, как минимум, на равных. Быстро видно, что по мотивам Пруста — легко. Ну и по мотивам Пелевина, в общем, тоже. И видно, где нельзя. Вообще, «высокий литератор» имеет перед собой в работе по сути академическую предметность. Он про то же самое, что и философы, богословы, психологи, историки. Средства другие. Проигрывающие в точности, выигрывающие в наглядности. Всегда же наглядно, когда на картинке поясняют. В некоем роде высокая литература — расширенная метафора академического дискурса. Людей можно сажать за один стол, круглый ли, квадратный. Это коллеги. Ну и низкая — это рассказывание историй. Высокая тоже рассказывает истории, но там истории это средство, носитель содержания, а не оно само.
