Глянцевая азбука | страница 15
Мериться можно только чем-то объективным, увы. А чем тогда? Чинами? Понтами? Близостью к пятке императора? Физической формой? Физической формой даже зэки в тюрьме не меряются. А там, где все-таки меряются, это называется «беспредел» и считается очень плохо. Чем еще можно померяться? Письками? Сексуальной привлекательностью, как в общине хиппи? Так 90 % населения никого не привлекают. И в отличие от бедности это неизлечимо.
Куда ни кинь, везде хочется попросится обратно. В мир наживы, чистогана и потреблятства.
Е
Емеля
Давайте писать это имя с маленькой буквы — как имя нарицательное. Напомним образ. Как имя нарицательное, Емеля ничего не делает, лежа не печи в ожидании щуки. Точнее, даже не в ожидании, волшебная щука дана постфактум. Просто на печи.
Духовное развитие Емели заключается в росте доказательной базы, почему с печи вставать не фиг. Во-первых, знает наш духовно окрепший Емеля, вставать с печи надо всем миром, и не иначе. Из этой серии, например: «в современной России невозможно заниматься бизнесом». То есть сначала с печи поднимутся политики, чиновники, инвесторы, народ, примут правильные законы и займутся бизнесом… Тогда емеля будет един с народом.
Еще один важный пункт: новая жизнь начинается с понедельника. С первого числа месяца. С нового года. С часа X, когда сам себе пустишь сигнальную ракету, раком свистнешь на горе и перейдешь в наступление от лежачего камня.
Казус социальной метафизики в том, что если новая жизнь начинается только вместе и с часа X, она не начинается никогда. Никто никому раком не свистнет. В лучшем случае у человека будет лишь индульгенция, что жизнь просрана не зря.
А вообще уловок море. Огромное черное море. Некоторые даже готовы работать по 24 часа в сутки, лишь бы не начать что-то Делать. Как мы знаем из первого закона Ньютона, «тело, если на него не действуют другие тела, покоится, или движется прямолинейно и равномерно». Прямолинейность и равномерность от зачатия до могилы ведь тоже своего рода покой…
Европа
Если в смысле материальном, то есть такой полуостров в конце Евразии, сравнительно мелкий кусочек суши. Но у нас сейчас не география. Если в смысле идеальном, то Европа, разумеется, внутри нас. Или пустое место там, где у других бывает Европа.
То есть? Вот есть такой анекдот про нас. «Что будет, если вдруг в России исчезнет вся водка? — По закону сохранения ничто не исчезает совсем. Если водка где-то исчезнет, то где-то она появится. Вот там, где она появится, и будет Россия». А если серьезно, что такое есть европейскость — чтобы Европа была там, где она появится? И если это исчезнет в Париже, там будет… черт знает что, какая-нибудь Африка. Хотя Париж никуда не денется.