— Ну, хорошо, — вздохнул Куртис. — Ты действительно прав, и у меня имеются на этот счет кое-какие соображения. Только давай все-таки зайдем ко мне в комнату.
Мы миновали несколько светлых коридоров и залитых солнцем подвесных галерей, перекинутых между зданиями, пока не оказались в одном из жилых корпусов студенческого городка перед дверью комнаты Куртиса.
— Проходи и чувствуй себя, как дома.
Антон открыл легкую панель двери, отлитую из матового зеленоватого волокнистого стекла, пропуская меня вперед и слегка подталкивая в спину. Я прошел на середину просторного помещения и остановился, с интересом осматриваясь по сторонам.
Широкая застекленная терраса, заменявшая одну из стен комнаты, выходила в торцовую часть здания. Солнце сейчас стояло как раз в той стороне, и ослепительный поток лучистого света заливал помещение золотистой теплой рекой. Обстановка здесь была самая простая. Овальный стол из искусственного красного дерева стоял около окна; несколько мягких кресел с бархатистой обивкой и широкий низкий диван занимали дальний угол комнаты; здесь же стояли полки с кремниевыми дисками визиофильмов и небольшой сферический стереоэкран для их просмотра; пол покрывал мягкий пушистый ковер палевого оттенка. В общем, это была самая обычная студенческая комната, в которой не было ничего лишнего и отвлекающего. Правда, иногда некоторые студенты любили украшать свои жилища красочной эйдопластикой с изображениями известных актрис или танцовщиц, либо просто пейзажами родной планеты или же фантастическими и загадочными картинами иных миров. Здесь же я не встретил ни одной картинки «легкого» содержания, из чего сделал вывод, что в неутомимом сердце Антона Куртиса давно поселилась одна из здешних юных прелестниц.
Внимательно наблюдавший за мной, Антон, словно угадав мои мысли, немного смутился, и даже покраснел. Это как нельзя лучше подтвердило мои догадки.
— А ты неплохо устроился, дорогой мой! Очень уютное логово «старого холостяка». И вид из окна замечательный: поля, горы, облака…
Я остановился около застекленной стены, восхищенно глядя на расстилавшиеся, на юге, и тянувшиеся почти до самого горизонта равнинные луга сочного салатового цвета, кое-где пересеченные дымчатыми полосами какой-то густой растительности. А на севере равнина постепенно переходила в холмистое нагорье, укрытое туманным сумраком и поросшее деодаровым лесом. Оно поднималось темно-зелеными волнами к почти отвесным уступам фиолетовых гор, заслонявших горизонт. Ослепляющие, труднодоступные вершины возносились в небо, и поверх облачных волн сияли снега. В сторону восхода вершины эти сливались в сплошную стену, становясь похожими на зубчатый бесконечный хребет ящера. И чем выше я поднимался взглядом, к этой заоблачной дали, тем холоднее становились краски грандиозных склонов, и живые цвета уступали место застывшим бело-голубым цветам. Два отдельных мира, разделенных мглою. Глядя туда, поверх облаков, на зубцы гор в солнечной голубизне снегов, я невольно ощутил знобящий холод, и мне почудилось заунывное завывание пронизывающего ветра, беснующегося на дне глубоких ущелий.
