Лошадь для кутригура все: и живность для рода (и еще какая: дает молоко, дает мясо), и сила, перевозящая тот же род с долины в долину, с выпаса на выпас, и наивернейший побратим ратный в сечах. Что пеший против всадников и кутригур без коня? И от своих отстанет, и чужих не догонит, в ряды мечников не врежется и мечом не поразит супостата, что восседает на коне. Это кто-то там — ромеи, анты могут сражаться и так, и сяк, кутригуры — воины-всадники и только всадники. Потеря коня — это потеря всего, на что надеются в жизни и чем живут в мире. Поэтому и пылает у каждого жгучим гневом сердце, поэтому и стремится каждый найти, настигнуть татей, что посягнули на их состояние.
Гудит под копытами земля, свистит мимо ушей прохладный с ночи воздух, а кутригуры пришпоривают и пришпоривают лошадей, стелется и стелется им под ноги встревоженная степь. Поэтому уверены: тати не могли так быстро бежать, они вот-вот будут настигнуты.
Когда этого не произошло, они не знали, что и думать. Обманчивы были следы или пастухи поздно кинулись? Вероятно, что так: поздно отправились в погоню. Кто замышляет такую, как эта, татьбу на рассвете? Еще вечером, пожалуй, захватили табуны, и погнали на восток. А те, кому поручено пасти, болтали в это время у костра или спали сном праведников.
Что же теперь будет? Как поступит молодой хан? Отец его не испугался бы речной шири, он нашел бы способ переправиться и разыскать кутригурских лошадей в стойбищах утигуров. А этот стоит, смотрит за реку и рассуждает. Неужели так и не отважится?
— Вели, хан, — подсказывают и побуждают подсказкой. — Вели переправиться ночью и выведать, где лошади, какие утигурские стойбища причастны к татьбе. Выведаю — не только свое вернем, ихних тоже прихватим. Хан обернулся, смотрит пристально.
— Думаете?
— Почему нет? Лишь бы знать, кто причастен…
— А я другое мыслю себе: что из этого будет? Утигуры к нам ходят с татьбой, мы — к утигурам. Что это даст нам и — утигурам?
Молчали кметы. И хан молчал. Смотрел по Широкую реку, видно: как он гневается на татей, но не соглашается с советом. Может, передумает еще? Молод он еще, горячий, а от молодого всего можно ожидать.
Но хан не передумал. Велел дать лошадям передышку и возвращаться к своим стойбищам.
Знал, от него ждут заступничества, поэтому не раз и не два ездил после в степь, стреножил жеребца и пускал пастись, а сам расстилал на траве попону, ложился на спину или лицом вниз и искал пути, которые могли бы привести его род к покою и благодати. Нередко вскакивал, словно ужаленный досадой, бродил по степи и снова искал. И день так, и два, и три, пока не наткнулся на ожидаемое и не воспрянул духом, в надежде. Прискакал одним вечером в стойбище, велел собрать малый совет с кметами и сказал на нем им:
