Все эти разговоры велись солдатами и офицерами, обеспокоенными поражениями советской армии. В большинстве случаев не было никакого антисоветского умысла. Квалификация этих разговоров как антисоветской агитации осуществлялась фронтовыми особистами и смершевцами лишь для того, чтобы продемонстрировать перед начальством активность и бдительность. Когда такие дела попадали в военные трибуналы, то и там справедливого разрешения их ожидать было трудно, оправдательные приговоры были чрезвычайно редки; члены военных трибуналов либо боялись не угодить особому отделу или отделу «СМЕРШ», либо хотели показать свою непримиримость в борьбе с «антисоветчиками». В результате гибли честные люди и среди них были такие, что и вовсе не высказывались о немецкой технике: такие высказывания им приписывали доносчики, сотрудничавшие с особистами или смершевцами и выполнявшие их грязные поручения. Они и выступали свидетелями по этим делам при их рассмотрении в военных трибуналах.
В прифронтовых городах и селах в военных трибуналах было полно дел о лицах, сотрудничавших с оккупантами и действительно виновных в карательной деятельности. Но среди этих дел попадались и дела, по которым политические обвинения были сфабрикованы. Иногда такие дела фабриковались местными следственными органами, входившими в Министерство внутренних дел СССР; иногда армейскими особыми отделами и отделами «СМЕРШ», которые не только в войсках, но и в прифронтовых населенных пунктах чувствовали себя полными хозяевами.
Часто такие дела возникали по доносу лиц, которые по своим личным соображениям хотели, чтобы тот, на кого они доносят, был изолирован. Ведь и в довоенное время, в период репрессий 1937 и 1938 годов, доносы такого рода широко практиковались, ибо в обстановке тех лет каждый доносчик мог рассчитывать на успех.
Запомнилось дело, рассмотренное в военном трибунале Армавирского гарнизона в 1943 году. Житель Армавира Кривошеин обвинялся в том, что, якобы, в период семимесячной немецкой оккупации он занимался антисоветской агитацией и склонял других к сотрудничеству с немецким военным командованием и начальником армавирской полиции, бывшим экономистом райисполкома Сосновским.
Еще до рассмотрения дела в нашем военном трибунале я и мой коллега по работе военный юрист Валерий Николаевич Берловский, служивший так же, как и я, секретарем, ознакомились с делом по обвинению Кривошеина. При этом Берловский и я пришли к выводу, что обвинение против Кривошеина сфабриковано, и лицом, по доносу которого Кривошеина арестовали и предали суду, была его жена. Свои соображения по этому поводу мы изложили Председателю военного трибунала Армавирского гарнизона майору юстиции Сазоновичу и членам трибунала.
