И Петру эти портреты нравились, он был ими очень доволен. Каравакк написал малолетнего цесаревича Петра Петровича и поднес портрет сей Меншикову. Живописец французский понял к тому времени великую силу взяток. У него были легкое сердце и легкая кисть.
Он писал царевен Анну и Елизавету Петровну вместе, на одной картине, в виде гениев с крылышками за плечами, с развевающимися на ветру драпировками.
Каравакк увидел две России. Одну — пропахшую потом и водкой. Огромную бесшабашную страну. Невероятное пространство под скупым северным солнцем, на котором пышнее всего растет трын-трава. Потому и говорят тут: «A-а, все трын-трава!»
И он узнал и увидел другую Россию: любая держава, думал он, могла бы гордиться такими храмами с летящими в небесах колокольнями, такими сказочными дворцами, нежно-прозрачными иконами, узорочьем шитья и деревянной грациозной резьбой.
Первую увиденную им Россию он едва стерпел, но зато вторую принял всей душой художника.
А потому и прижился в ней. Здесь все представлялось ему новым, невспаханным, необжитым, удивительным. Все одновременно влекло и отталкивало — и прежде всего Нева, ее мутные равнодушные волны, запахи смолы, пеньки и огромного водного пространства, подступающего к самому городу. Этот смутный морской дух помогал ему выстоять. Ведь недаром же он был марсельцем!
Каравакк работал не покладая рук. Он рисовал портреты, гербы, знамена, иллюминировал кареты, делал рисунки для стен, расписывал особняки и дворцы, обучал живописи. И печать долготерпения лежала на его южном лице.
В России, знал он, работают либо надрывая жилы, «на рывок», или же ни шатко и ни валко — постучат топором и молотком, помахают кистью да сядут. Перекур… Или водочки сообразят. И заведут длинные разговоры о житье-бытье, о том да о сем… Отсюда и мудрость родилась: работа ведь не волк, в лес не убежит. Но мастер Каравакк исполнял свое ремесло всегда добросовестно. Русские это ценили. Жалованья ему было положено по первому договору пятьсот рублев, а ныне, на десятом году житья в России, тысячу двести — деньги приличные!
Ему оказывались почести. Он сопровождал Петра и Екатерину в их военных походах. Бывал вхож к самым знатным особам. Его портреты были не весьма похожи на модели, но зато розовый цвет в лице, легкий, как пена, он брал так нежно, так воздушно, как никто из мастеров в Петербурге. И это всем нравилось.
Жил он, придворный первый моляр Людовик Каравакк, на Васильевском острове, во Французской улице, в собственном каменном доме, дарованном ему императором.
