Неподвластная времени | страница 14



Мазарин, никогда прежде не пробовавшая спиртного, сделала большой глоток.

— Лучше?

Девушка подняла на художника золотисто-карие глаза, полные невыносимой грусти. Ему вдруг стало интересно.

— Ты живешь одна?

Мазарин долго молчала и наконец проговорила:

— Нет.

Кадис понял, что разговора не получится.

— Начнем урок?

Она кивнула.

— Сейчас мы попробуем кое-что новенькое. Принеси, пожалуйста, свою вчерашнюю работу.

Мазарин вернулась с большим необрамленным холстом и расстелила его на столе.

— Сегодня я в мечтательном настроении. Ты умеешь мечтать?

Девушка не ответила: она все еще нуждалась в утешении.

— Ладно, давай помолчим. Так даже лучше.

Кадис внимательно разглядывал свою ученицу. Девушку отличала хрупкая, немного болезненная красота. Напускная дерзость, которую она демонстрировала в последние дни, испарилась, уступив место робкой, трогательной женственности.

Мазарин недоверчиво глядела на Кадиса. Она не ошиблась? Учитель действительно сказал "попробуем"? Он и она, вместе? Наверное, это будет первая картина Кадиса, написанная в четыре руки.

Художник приблизился к ученице почти вплотную, не отрывая от нее взгляда, и внезапно опустился на колени. Мазарин, словно завороженная, следила за каждым его движением огромными печальными глазами, не смея даже моргнуть. Кадис невзначай коснулся ее колена.

Это было приятно. Прежде никто никогда не прикасался к ее ногам; в новом ощущении было что-то сладкое и постыдное.

Кадис медленно водил по ее ступням кончиками пальцев, словно совершая неведомый ритуал. Старался не пропустить ни клеточки ее кожи. Потом, помедлив пару секунд, он начал приподнимать ее брюки, обнажая ноги безупречной формы.

Мазарин почувствовала, как руки учителя обхватывают ее ноги, поднимаются к коленям. Что это на него нашло?

Не прерывая молчания, Кадис обмакнул кисть в черную краску и принялся рисовать на ногах Мазарин черные линии, имитирующие сандалии. Художник чувствовал, что спасен. В нем поднималась могучая волна желания. Сердце билось словно в молодости. Вдохновение шло рука об руку с вожделением.

— Мазарин... — Голос Кадиса звучал глухо и странно. — Покажи мне, как тебя нарисовать.

— Я не умею.

— Постарайся. Возьми меня за руку.

Мазарин не раздумывая схватила сжимавшую кисть руку художника и решительно потянула ее к холсту. Кадис подчинился исходившей от девушки силе. Она была такой живой, страстной.

Ученица на глазах превращалась в наставницу.

— Неплохо, — проговорил художник с довольной улыбкой. — Весьма неплохо. Дай теперь я.