— Без проблем!
И мы поехали в аэропорт, куда я даже не стала заходить, высадив Альбиноса у зала вылетов. Вышла сама, чтобы попрощаться.
— Если я вернусь, встретишь меня здесь, — сказал Альбинос напоследок. — А если случится что–то… непредвиденное, отдашь деньги жене. Передашь через Брюхо.
— Сплюнь, — сказала я.
Альбинос подхватил чемодан, поставил его на тележку и послушно сплюнул. Я постояла рядом с машиной, пока он скрылся в толпе, потом села за руль и поехала в Вену, хваля себя за идею купить в Москве фальшивые права на имя Анны Лисовской.
Этой ночью Брюхо решил снизойти ко мне, навестив меня в комнате для гостей. Он лицемерно клялся, что жутко соскучился и мечтал все время оказаться со мной в постели, но я знала, что просто у Лики начались месячные, и я выполняю роль ее дублерши в качестве платы за гостеприимство. Теперь в наших отношениях не было и следа той нежности, которая мирила меня с ними полгода назад. И, конечно, разговор о ребенке больше не заводился. Что ж, все когда–нибудь заканчивается, и, пожалуй, мне не стоило жалеть о совершенном и, тем более, о несовершенном.
Брюхо, оказывается, знал и о планах Альбиноса продать мне «фольксваген». Он вообще всегда обо всем знал. Но, казалось, ему было все равно: он так и не привлек меня к одному из своих европейских проектов, на что я надеялась все время, пока находилась у него в гостях. Не знаю, зачем ему было вообще нужно, чтобы я околачивалась рядом. Возможно, он сам себе даже не задавал подобных вопросов, а просто видел во мне еще одно развлечение в своем скучноватом австрийском мирке. После того, как мы провели вместе ночь, я не почувствовала ни малейшей перемены в его отношении — похоже, мне позволялось жить в огромном доме и питаться за хозяйский счет, но время сколько–нибудь серьезных планов в отношении меня уже миновало. По всему выходило, что я просто теряю дни, и, значит, порочный круг следовало разорвать.
Наобум я позвонила своему старому знакомому — писателю, жившему, как я уже говорила, в Германии. Он регулярно заходил в наш салон еще давно, объявляясь в Москве, а потом и в «Носорог», но теперь как раз оказался в Берлине и сразу ответил, когда я набрала его номер.
— Соня? Мармеладова? — удивился он, не сразу узнав мой голос. — Ты в Австрии, судя по номеру?
Я совсем не симпатизировала анемичной проститутке из романа Достоевского, но желания клиента надо, по возможности, выполнять: писателю нравилось называть меня так, а мне было, по большому счету, все едино. В принципе, те, кто платил мне деньги, знали меня как Сильвию, но для такого человека я сделала исключения и открыла ему великий секрет — свое настоящее имя, отчего–то приглянувшееся в позапрошлом веке Федору Михайловичу.
