— Привет, — сказала я и посмотрела на домработницу. — Я Анна.
— Это Тася, — представила женщину Лика. Тася кивнула.
Таким ли я представляла себе рай, подумала я. Вряд ли. У меня было чувство застывшей под горлом тяжести. Совершенно беспричинной, на первый взгляд, но я понимала: если здесь и находится рай, то чей–то другой.
— Как спалось, Анна? — громко спросил Брюхо.
— Замечательно.
— Покормите Аню, девушки, — любезно распорядился Брюхо.
— Спасибо.
Я ела за небольшим мраморным столиком, стоявшим на кухне, у самого выхода на веранду. Такой удобный стол, его легко протирать мокрой тряпкой, почему–то думала я. Аппетита у меня не было напрочь, и вскоре я переместилась на мягкий уголок в просторном зале, рядом с которым помещался круглый салонный столик. На столике лежали какие–то журналы, которые я стала бездумно листать.
К Брюху прибыли новые гости — двое мужчин с внешностью эмигрантов из бывшего совка и понтами стопроцентных арийцев. Я таких уже насмотрелась осенью, разъезжая с Брюхом по его стрелкам. Отчего–то сейчас эти люди раздражали меня больше, чем раньше. По обрывкам разговоров, долетавших до меня, я поняла, что визитеры приехали на машине из Германии, и речь у них идет об организации эскорт-сервиса в Мюнхене. Может быть, жизнь вообще всех людей — сплошное дежа вю? Отчего это я воображаю, будто бы она бывает чем–то другим, ярким и прекрасным?
Воха важно говорил о работе эскорта — гости почтительно слушали его и задавали вопросы. Видимо, они собирались стать пайщиками нового предприятия. Брюхо любил работать по такой схеме, и сейчас еще два кирпичика лягут в основу его здания, надежно зацементированные жадностью и азартом. А что использовать в качестве стимула для людей мне самой, собирающейся наладить свою структуру? Я уже давно думала над этим, и, сравнивая, приходила к выводу, что неформальные стимулы Брюха, должно быть, намного действеннее, чем зарплата и бонификация по Филиппу Котлеру.
В мире вряд ли найдете вы город, равный Вене в отношении архитектуры. Кто–то великий назвал архитектуру застывшей музыкой, и я каждый раз, гуляя по Рингу, убеждалась, что лучше выразиться невозможно. Что еще добавить к этому? Как передать великолепие Венских дворцов и площадей, да и надо ли это делать? Я проходила вдоль этих прекрасных стен, заглядывала в места, открытые для доступа широкой публики, а на душе у меня становилось все тоскливее, будто бы я заведомо направляюсь в тупик, и только инерция движения не дает мне оборвать бессмысленную трату времени.
