Худая фигура человека с бритвами шагнула назад, словно бы любуясь своей работой.
– Ну вот, дорогой мой, – произнес он успокоительно. – Так разве не лучше? – Когда ребе повалился к нему, он сделал шаг вбок и снова чиркнул его поперек затылка; развернувши лицом к себе. Толпа не успела отозваться никак, а человек с бритвами уже оказался среди людей. Сделав ложный выпад вправо, словно падая, он дугой перенес бритвы вперед и порезал третьего еврея. Разрез пришелся тому на линию волос и диагональю продлился на лицо, расколов левый глаз и отделив кожу от кости носа, как мертвую кожуру.
Молодой еврей на мостовой почувствовал, как тело перекатывает его снова на бок. Он был благодарен, что больше не смотрит; просто будучи евреем, он нес ответственность за сцену, которой свидетельствовал. Он тужился разобрать, что кричит этот человек, но теперь уже не слышал ничего, кроме плеска серого дождя. Там ничего не было, и сделать он ничего не мог. Молчанье подкралось и навалилось на него темными чарами…
И тогда лорд Хоррор завопил и заголосил йодлем, перемещая свои бритвы в толпе. Поддавшись панике и забегав по кругу, меж его ног рухнула старуха, и он проворно опустил колено, переломив ей позвоночник. Затем откатился назад, подцепив одной бритвой мягкую подложку черепа другой женщины, и когда та рухнула, лезвие пропало вместе с ней. Он жестко двинул головой другого еврея, расколов ему череп.
– Больше не надо. Нет, сэр. – Хоррор загарцевал вперед, высоко подбрасывая в воздух длинные ноги. – Я в них во всех работал – и в «Аторе», и в «Цапле». – Толпа качнулась, а Хоррор пропел:
Леву ножку подбирай
Праву ножку вытягай
Еверяй свой хучи-кучи
Еверяй свой хоки-поки
А потом кругом пускай…
Тело Хоррора двигалось в ономатопейном ритме. Его бритвы тоннелями пробивали плоть. Кровь липла к его волосам. Кровавый аэрозоль забивал ноздри. Хохотом он выдавил из себя последнюю строчку песенки:
Даже в скудном свете голова Хоррора сияла так бело, словно была йоркширской розой.
– Верно! Мне еще подавай! – завизжал он.
Свободной рукой Хоррора обвил за шею старого ошалевшего еврея, стоявшего с краю группы. Затем поднял старика и дернул к себе поближе, после чего бритве его уже легко было вскрыть старому еврею яремную вену. Низенький еврей, лысый и надушенный, со слишком тонкой для его рубашки шейкой, был вспорот сходным же образом. Высокому еврею, пытавшемуся поднырнуть под его руку, тоже повезло. Лорд Хоррор взмахнул бритвой по кругу – и сквозь внутреннюю часть нижней челюсти этого человека, чем отсоединил тому язык. Он резко дернул за мышцу вниз, высвободив гортань, после чего выдернул ее сквозь зияющую шею. Взмах влево отсек пищевод толстого еврея, а еще два или три таких же мазка освободили его сердце и легкие. Хоррор взметнул все это серое оцепененье органов в воздух. Какой-то миг он удерживал внутренности за трахею, после чего презрительно швырнул все на скопище евреев.
