Серебром и солнцем | страница 59



   - Той, которая придаёт моей жизни хоть какой-то смысл.

   - Эта старая сказка - опасная сказка! Ты произносишь: "Избранный", "Дар" - и дверь в сокровищницу отворяется. Но золото ли блестит во тьме пещеры или это - чешуя дракона; драгоценные каменья то - или слепые глаза древнего ужаса? Полно, какая сокровищница? - ты в логове чудовища!

   - Зачем вы говорите это... Ордену не нужен Дар? -

   Первая и последняя беседа с Латэ. Её Мира отчаянно желала и в тоже время отчаянно боялась. Так или иначе, она надеялась, что этот разговор принесёт ей успокоение. Но этого не случилось...


   Вампирша долго привыкала к новому способу питания. Наверное, этот дом, её новое место жительства, с соседями - людьми, её любимой пищей, куда ни обернись: направо, налево и вниз - три этажа, Орден специально приготовил для неё, как испытание. Она была самой маленькой из всех, где Мире приходилось жить: одна всего комната со скошенным к окну потолком да узкий коридор. Над ней же была только крыша, и за ней - небо... Особенно тяжело стало летом: словно оторвавшиеся от солнца куски растекались по и без того горячим улицам каждый день. Жар не уходил и вечером и с каждой новой светлой беззвёздной ночью Мира ощущала всё сильней другой жар - чужие жизни. Целыми днями она лежала на кровати без сна, уставившись в потолок, зажав уши руками.

   Ощущение уходящих сил, пусть по крохотной капле, теперь было постоянным. Эта потеря была необратима, невосстановима. Вампирша истаивала. Стабилизированная кровь не насыщала тьму внутри. Она только будила её сердце. Иногда оно глухо, больно, совсем как сердце смертной, билось в её пустом неживом теле ночь напролёт.

   Вампирша растеряла всю свою красоту. Она всерьёз опасалась, что скоро будет выглядеть на столько лет, сколько ей есть на самом деле. Увы, где та холёная, сытая, ласковая домашняя кошечка? Из разбитого зеркала смотрела серая, неприметная, худая обитательница трущоб с вечно несчастными глазами.

   Она стала затворницей. Её прогулки ограничивались куполами Покрова, шаг за них - и собратья-вампиры её растерзают. Впрочем, Мира не страдала, затворничество было добровольным. Лишь изредка вампирша наведывалась в архив Академии, но и тогда для своих визитов выбирала время рейдов, чтобы не встретиться ни с кем. Минул год, а Мира знала по именам едва ли десяток охотников и пальцев одной руки хватило бы, чтоб сосчитать тех из них, с кем она разговаривала не сквозь зубы, и кто смотрел на неё не злобно, лишь презрительно и порой снисходительно: Филипп Латэ, глава Ордена, Феликс Краус, герцогиня Адора Рете, Родерик Бовенс - самый молодой из верхушки, её ровесник... Единственного из рядовых адептов, относящегося к ней без предубеждений большинства - Карла, Мира встречала нечасто: должно быть, угадав каким-то образом его обстоятельный разговор с вампиршей, разгневанный Латэ направил охотника в отряд, патрулирующий центральные улицы Доны и редко являющийся в Академию. Мира понимала: связанная с Орденом, нуждающаяся в нём, она должна прилежно плести свою паутину, обзаводиться связями, знакомствами, сторонниками - как ни странно звучит последнее, но за год так и не сдвинулась с места.