— Только час. Полчаса. Если хочешь, я заплачу.
— Оставь деньги себе. Я и так в определённом смысле твой должник. Но это…
— Пожалуйста, — Дагмар повысил голос. Оглянулись многие, в том числе из соседней «посольской» ложи. — Сам же говоришь, ты мой должник. А я прошу немного.
«Клерк» вздохнул.
— Обсудим позже, ладно? Для начала я хотел бы познакомиться с твоим… избранником, — Сид сообразил, что речь о нём, и отвернулся. Пусть не подозревают в излишнем любопытстве.
Блондин приблизился и облокотился о край ложи:
— Добрый вечер. Вы, должно быть, Сид Патчер.
Сид протянул руку для рукопожатия:
— Да, и можно просто Сид, — ладонь зависла в воздухе — «клерк» не торопился завершать обряд приветствия. На долю секунды его блёклое лицо дрогнуло гримасой, но затем он все-таки пожал руку — мельком, с плохо скрываемым неудовольствием, обращенным правда не лично к Сиду, скорее к обязательному ритуалу. Пальцы «клерка» были жёсткими, кожа грубой, как наждак, между средним и указательным темнел кислотный ожог.
— Приятно познакомиться, — кивнул странный тип. Дагмар подсел рядом, напряжённый и выжидающий. — Как вам «Гранд Опера»?
— Ну… ээ… — Сид растерялся.
— Многие ругают дизайн и внутреннее оформление, но на самом деле в шарообразной форме и зеркальной инкрустации глубокий символизм, — продолжал «клерк». — Шар — наименее экономичная геометрическая фигура. Кроме того, наименее рациональная. Всякие кубы, пирамиды можно измерить, но шар — нет. Разумеется, существует сечение, число Пи, но разве бесконечная дробь не мистична сама по себе?
Сид беспомощно оглянулся на Дагмара. Игрушкой, вытащенной ребёнком из помойного ведра, он себя уже чувствовал, но идиотом — в первый раз.
— Не обращай внимания, — шепнул Дагмар.
Блондин в затрапезном свитере, впрочем, слышал только себя:
— Зеркала же во всех мифологиях всегда символизировали грань непознанного. Двойственность сознания и материи, возможность и степень искажения. Музыка подобна шару и зеркалам. Можно сосчитать ноты, можно изучить, но нельзя познать. Музыка — квинтэссенция агностицизма… как смерть.
— Простите, — не выдержал Сид. — Я тут впервые. Но я слышал Диву… Лорэлая. Он чудо.
Блондин рассмеялся. Смех у него был неприятным, точно водили тупым ножом по пенопласту. А улыбка вызывала нехорошие ассоциации с пациентами психбольниц.
— Вы правы, Сид. Лорэлай действительно чудо. И как любое чудо он должен оставаться загадкой.
Сид сжался. Кажется, он начинал догадываться, кто этот тихий шизофреник.
