Подойдя к возвышенности, Хлох намётанным глазом отыскал на склоне, почти у кромки леса, что-то наподобие входа в пещеру, к которой мы и поплелись, тяжело дыша и изредка ругаясь. Ругался в основном Хлох, когда неудачно наступал на правую. Видимо всё же, рана не так безболезненна, как он силится показать, и поэтому через каждые полминуты слышалось либо — щер, либо — твою яйцекладку.
На середине подъёма, я всё же отобрал у него баул, хотя мне тоже было несладко. Я вдруг стал ощущать внутри что-то странное. Хотя почему странное? Это падающая температура давала о себе знать, и я ощущал её падение, чуть ли не поградусно. Не так, как нормальное теплокровное, нет. Холода я не чувствовал, а чувствовал, как растёт апатия, что ли. Трудно объяснить. Хлох по пути растолковал, что сейчас на Рубежке начало осени, и после захода роха холодать будет очень быстро. Так и выходило. Этот их рох только скрылся за вершиной, и в следующие минут десять температура опустилась градусов на пять-шесть.
— Надо побольше сушняка для костра насобирать, — тяжело проговорил Хлох, когда мы почти вскарабкались к пещере. — Спать будем по очереди. Один поддерживает костёр, другой дрыхнет. Так к утру оба в пределах нормальной реакции останемся. Мало ли что.
— А может «Саламанд» попробовать?
— Лучше не надо. Нам за него всю чешую повыдёргивают.
— Понятно, — с горечью выдохнул я.
Пещера оказалась неглубокой, метров семь всего. Скинув с себя лишний груз, мы быстренько обследовали окраины леса. Возвращались к пещере с полными охапками шесть раз, пока, наконец, слабость не дала о себе знать конкретно. Конечности стали понемногу неметь, голова соображать как-то похуже. Такое ощущение, что не спал пару суток и вот-вот вырубит прямо на ходу.
Огонь разожгли ближе к входу, как могли прикрыли его наломанными ветками ближайших кустарников, чтобы в ночи отблески не маяковали на всю округу, и Хлох завалился на расстеленный «Саламанд». Использовать его в качестве матраса мы всё-таки решились. Ну не на холодной же земле валяться?
За входом быстро нарисовалась темнота, засверчала и запиликала какая-то местная ночная живность. Пару раз мне слышался далёкий рёв, но его я списал на глюки от «переохлаждения». Хотя, сидя возле костра, я чувствовал, как исходящие от него волны приводят мой, успевший поостыть организм, в норму.
Дара
Автомат по конструкции почти не отличался от тех, которыми пользовались люди. Страсть к оружию осталась у неё и после смерти. Дара частенько материализовывалась на своём участке, неспеша изучая всё то, что изобретали её «подопечные». С оружием был наиболее тесный контакт. Она научилась стрелять из аркебуз, мушкетов, винтовок, потом автоматов и пулемётов. Во время второй большой войны, случившейся на её участке, она жадно следила за разработками всех сторон, принимавших участие в конфликте. Конечно, была б её воля, она бы не допустила этой войны. Как и всех остальных. Но энжи не имеют права вмешиваться в естественное историческое развитие, в их полномочия входит только сортировка душ погибших или умерших естественной смертью, и предупреждение о глобальных катастрофах. В этом случае в «игру» вступают Конструкторы. Никто так и не узнал о ещё двух десятках Б-29 с «Малышами» и «Толстяками» на борту, которые поднялись в воздух в начале осени сорок пятого. Потеряв такое количество самолётов, которые исчезли, не долетев до границ одной из крупных держав, их хозяева решили ограничиться двумя успешными бомбардировками маленькой островной страны…
