— Рубин! — массивный Доуз едва не поперхнулся. — С каких это пор нож с настоящим рубином будет валяться на улице и ждать, пока ты его найдешь?
— Он не валялся, — коротко возразил Смитерс.
Затем снова взялся за пилку и принялся вычищать грязь из нанесенных на рукоять замысловатых узоров.
— Нож лежал в куче грязи, набросанной при ремонте канализации, на Дорсет-стрит. Наверное, затерялся где-то в люке и пролежал бог знает сколько времени… Взгляни-ка, сколько ржавчины наросло! Это доказывает, что ему много лет. Зато никто не скажет, что потерял его в минувшую войну.
Доуз неохотно взвесил эти соображения.
— Вообще-то сталь неплохая, — согласился он. — Ее и ржавчина не взяла.
— А кто болтал, будто его и чистить не стоило? — поддел Смитерс.
Он продолжал терпеливо счищать с ножа окаменевшую грязь, и вскоре обнажились длинное сужающееся лезвие и изящная, украшенная орнаментом рукоять, на которой тотчас сомкнулись пальцы Смитерса. Нож настолько удобно лежал в ладони, что владелец не удержался и сделал легкий «тычок-порез» в воздухе.
— Ощущение такое, словно он продолжает руку, — мечтательно протянул Смитерс. — Кажется, будто от него исходит тепло… и щекотно, как от электричества.
— Дай подержать, — попросил Доуз, забыв о презрительном тоне.
Смитерс оскалился и убрал руку.
— Он мой! — в голосе проскользнули жесткие нотки. — Никто не смеет лапать его, кроме меня…
Он снова сделал «тычок-порез», и красный камень в рукояти блеснул огнем. Узкое, нервное лицо Смитерса вспыхнуло румянцем, словно отражая блеск камня, и он покачнулся, будто перебрал спиртного.
— Нож стоит кучу денег, — хрипло заявил он. — Это вещь старинная, заграничная, а в ручке — настоящий рубин… Ну и повезло же мне!
Глэдис принесла два стакана и даже забыла как следует протереть стол. Смитерс, крепко держа нож, пытался уловить яркий, как искра, отблеск камня, и Глэдис тоже впилась в него жадным взглядом.
— Может, рубин и настоящий. Дай посмотреть, малыш, — попросила она.
Влажные пальцы барменши коснулись руки Смитерса, и тот резко обернулся к ней.
— Нет! Он мой, слышишь?
— Только посмотреть, — волнуясь, просила Глэдис. — Я тут же верну его, обещаю.
Не переставая уговаривать, она приближалась, и румянец на угловатом лице Смитерса заалел еще ярче.
— Сколько раз повторять, он мой! — закричал он пронзительно. — И никакая смазливая мордашка не сможет у меня его вытянуть. Заруби это на носу!
Вдруг все трое молча застыли на месте и, словно в трансе, уставились на красный глаз, замерший в пяти дюймах от сердца Глэдис. Пальцы Смитерса все еще сжимали нож.
