Сын человеческий | страница 23
Гримаса скорби и ужаса застыла на лицах слушателей.
Дровосек рассказал, что он протянул Гаспару руку, но тот отказался пожать ее.
— Я прикасаюсь только к ней, — и показал на гитару. — Больше ни к кому. К ней зараза не пристает.
— Где он? — спросил Макарио.
— Этого я ни за что не скажу, — отрезал дровосек.
— Сейчас же скажи, — прикрикнул на него старик, — мы должны отыскать Гаспара.
— Я поклялся своим топором, что никому не открою, где он. Гаспар хочет быть один.
Мария Роса отделилась от толпы. Пока все стояли и обсуждали новость, она сходила к себе в ранчо, собрала в узелок чистую одежду, уложила в корзинку лепешки и другую еду и пошла в лес. Она знала, где работал лесоруб. На следующий день Макарио и несколько его односельчан столкнулись с ней. Она уже возвращалась, неся на голове узелок с одеждой.
Они остановили ее на тропинке, но она не пожелала разговаривать с ними. Ее было не узнать, она стала совсем помешанной.
Макарио и остальные так ничего и не добились от Гаспара: больной хотел до конца своих дней жить в полном одиночестве.
— Omanó vaekué ko-ndoyejheai oikovevandie[15],— сказал им издали Гаспар и знаками показал, что не разрешает приближаться к нему.
Так рассказывал Макарио.
— Мы пришли за тобой, — сказал он Гаспару, — мы тебя повсюду искали.
— Я умер, — не спеша ответил Гаспар. — И теперь могу вам сказать одно: смерть не так страшна, как нам кажется.
Гаспар, по словам Макарио, долго молчал и потом добавил:
— Она меня понемногу обтесывает и тем временем поверяет свои тайны. Хорошо узнать, что человек, по крайней мере, не исчезает бесследно, а живет иной жизнью, живет в других вещах, потому что, даже очутившись во власти смерти, человек все равно хочет жить. Теперь я это понимаю. Смерть научила меня долготерпению, и за это я развлекаю ее музыкой, — Гаспар улыбнулся своей шутке, — надо же с ней как-то расквитаться. Такой у нас уговор…
— Но ты мучаешься, Гаспар?
— Мучаюсь? Да, только не из-за этого… — И он взглянул на свои ноги. — Я мучаюсь, потому что вынужден жить в одиночестве, потому что думаю о том, как мало сделал я в свое время для ближних.
— Вот мы и пришли за тобой. Ты еще можешь выздороветь. Мы тебя выходим.
Гаспар отрицательно покачал головой и посмотрел на них таким отчужденным взглядом, словно из земли поднялся мертвец, чтобы еще раз доказать, что с того света не возвращаются.
Потом он сел на пень, взял гитару и, будто желая развеять злые чары, заиграл на прощание «Лагерь Серро-Леон». На связанных узлами струнах суровой воинственно прозвучал гимн Великой войны, сочиненный неизвестным автором.