Я скоро почувствовала вліяніе этихъ переговоровъ: поведеніе моего мужа вдругъ измѣнилось, онъ сталъ совершенно другимъ человѣкомъ; нельзя было быть любезнѣе и предупредительнѣе его; я какъ могла отвѣчала ему тѣмъ же, но дѣлала это, принуждая себя. Однажды вечеромъ, мы, бесѣдуя, сидѣли вдвоемъ въ небольшой бесѣдкѣ, у входа въ садъ; онъ былъ въ веселомъ и пріятномъ настроеніи духа и говорилъ мнѣ много нѣжностей, наша дружба и надежда, что наши прежнія ссоры и непріятности не повторятся больше, приводили его въ восторгъ.
Я глубоко вздохнула и сказала, что нѣтъ въ мірѣ женщины, которая была бы болѣе рада нашему доброму согласію и болѣе бы огорчалась, если бы оно было нарушено, но я съ глубокой горечью въ сердцѣ должна сказать ему, что въ нашихъ отношеніяхъ существуетъ одно такое обстоятельство, которое я не знаю какъ объяснить ему и которое дѣлаетъ меня самой несчастной женщиной въ мірѣ.
Онъ просилъ объясниться яснѣе, но я отвѣчала, что не знаю, какъ приступить къ этому объясненію; я убѣждена въ томъ, что пока тайна принадлежитъ мнѣ одной, я одна и буду несчастна; и потому лучше всего не открывать ему этой тайны, что и было единственной причиной моего молчанія, такъ какъ я знаю, что рано или поздно, но моя роковая тайна приведетъ меня къ гибели во всякомъ случаѣ.
Тогда онъ сталъ увѣрять меня, что съ этой минуты онъ оставитъ меня въ покоѣ, онъ будетъ вѣрить мнѣ во всемъ и проситъ только объ одномъ: убѣдить его, что, какова ни была моя тайна, наша взаимная любовь не измѣнится никогда и останется вѣчной.
Это для меня было самое худшее, что онъ могъ сказать, и потому я прямо сказала ему, что я не могу быть счастлива даже въ томъ случаѣ, если онъ перестанетъ настаивать на томъ, чтобы я открыла ему эту тайну, хотя съ другой стороны я не знаю, какъ мнѣ разсказать ее.
— Но, посмотримъ, мой другъ, — продолжала я, — согласитесь ли вы на тѣ условія, которыя я предложу вамъ прежде, чѣмъ открыть эту тайну?
— Я соглашусь на всѣ условія въ мірѣ,- отвѣчалъ онъ, — какихъ только можетъ потребовать ваше благоразуміе.
— Хорошо, — сказала я, — въ такомъ случаѣ дадите ли вы мнѣ письменное обѣщаніе, что если вы убѣдитесь въ томъ, что я не умышленно создала нѣкоторыя несчастныя для насъ обстоятельства, то вы не станете меня осуждать, оскорблять, не станете дурно относиться ко мнѣ и не сдѣлаете меня жертвой того, что случилось не по моей волѣ.
— Это самое благоразумное требованіе, — сказалъ онъ, — я не могу осуждать васъ за чужую ошибку, дайте мнѣ перо и чернила. — Я принесла бумагу, перо и чернила. Онъ написалъ свое обязательство въ тѣхъ самыхъ выраженіяхъ, въ какихъ я передала его, и подписался.
