Ему захотелось притронуться к ней, но она, словно угадав его намерение, ласково отвела его руку, положила ее ему на грудь, будто давая понять, что не позволит притронуться к себе.
– Вы не можете быть ею, – сказал он неохотно, как говорят очевидные вещи, – Ей сейчас лет за шестьдесят, наверно…
Она посмотрела ему в лицо долгим взглядом, будто решая – сказать, не сказать – и, наконец, проговорила:
– Той женщины нет.
– Умерла?
– Нет, не умерла. Ее просто нет. Разве вы не понимаете?
Она продолжала сидеть на кровати очень близко к нему, и он снова сделал безуспешную попытку дотронуться до нее, на этот раз она отсела на кровати немного подальше.
– Скажите, чем вы занимались там? – спросила она.
– Там? – не понял он.
– Ну да, там, в той жизни.
– Да, подходящее выражение, – усмехнулся он. – Там я был врачом.
– Правда? А каким? Психиатром?
– Нет, почему психиатром?
– Ну… – она заметно смешалась, – Я так спросила…
– Я работал… работаю дерматологом.
– А… Кожник… Близкие профессии. А почему?
– Что почему?
– Почему именно кожником?
Он неопределенно пожал плечами, подумал немного.
– Не скажу точно, – проговорил он, припоминая, – Окончил медицинский… Потом…
Может, сыграло роль то, что я был прыщавым юнцом, и девочки – я чувствовал, даже видел – питали отвращение ко мне… А я тогда был очень влюбчив и страдал от этого… Может, именно это обстоятельство подсознательно подтолкнуло?.. Хотя не уверен. Ну, просто я выбрал такую специальность. Кто-то же должен быть дерматологом, верно?
– Вам понравилось, когда я трогала ваше лицо? – спросила она.
– Да, – сказал он, – Очень.
– Должна вас предупредить, – проговорила она, снова наклонившись к нему и поглаживая его лоб, волосы, и вдруг, перебив себя сказала, – Как вы, однако, сильно исцарапались! Я промыла раны на вашем лице и руках, когда вы были без сознания, но теперь смотрю – эти следы останутся надолго… Вам не больно, когда я дотрагиваюсь?
Он покачал головой.
– Вы что-то хотели сказать, – напомнил он.
– Что?
– Вы сказали: должна вас предупредить.
– Да, вспомнила, но это вас не обрадует.
– А что это?
– Должна вас предупредить – между нами ничего не может быть и ничего не будет, – насколько можно мягче произнесла она таким тоном, будто сама сожалела о том.
Он ничего не сказал, ждал. Руки ее продолжали нежно гладить его лицо.
– Я должна оставаться мечтой четырнадцатилетнего мальчика, – продолжила она, – Недосягаемой мечтой, приходившей в его сны.
И он на самом деле ощутил себя подростком, влюбленным в свою одноклассницу, влюбленным безответно, безнадежно, страстно, и готовым со всем пылом юношеской души влюбиться в любую женскую плоть, которая допустила бы его к себе, ощутил себя подростком с подавленными сексуальными желаниями.
