– Пасха глухой. Опера стала бы для него еще более мучительным испытанием, чем для нас.
– Опера была не такая уж плохая, – сообщила Барбара мальчику.
– Пасха любит бродить, когда есть возможность, – ответила доктор Свенсон. – Ему нравится осматривать город.
Мальчик, так и сидевший на руках у Джеки, даже не повернул головы – его вниманием вновь завладели волосы Барбары. Даже не будь этот ребенок глухим, он был слишком мал, чтобы ходить в темноте одному по улицам Манауса.
– Я бы пошел с тобой гулять, если бы знал, что ты здесь, – сказал Джеки. – Отлично бы потусили.
– Жалко, что вы не взяли его в театр. Мне кажется, ему было бы любопытно поразглядывать людей, – сказала Барбара. – В оперном театре есть на что посмотреть, даже если не слышишь музыку.
Доктор Свенсон взглянула на часы:
– Думаю, мы пообщались достаточно. Сейчас мне надо поговорить с доктором Сингх. Я полагаю, вас не пугает такой поздний час, доктор Сингх? Милтон сказал, что вы ждали меня.
Марина ответила, что она с радостью поговорит.
– Хорошо. А вы продолжайте веселиться. Увидимся утром. Милтон, передайте Родриго, что я буду у него в семь часов.
– Вас отвезти куда-нибудь? – спросил Милтон.
– Нет, ночь замечательная. Я уверена, что мы осилим небольшую прогулку. Вы готовы прогуляться, доктор Сингх?
Марина не знала, осилит ли пешую прогулку в узком шелковом платье и на высоких каблуках, но ответила, что долго сидела и теперь ей будет приятно пройтись.
– Мы заберем Пасху? – предложила Барбара. Мальчишка уже заплетал ее волосы в косу.
Доктор Свенсон покачала головой:
– Он ничего не ел. Он пойдет с нами. Поставьте его на ноги, Джеки, он не обезьянка.
Джеки опустил Пасху на землю. Тот посмотрел на Бовендеров, потом на Марину и доктора Свенсон – и, кажется, молча одобрил их планы, хоть ничего и не услышал.
– Скоро увидимся, – пообещал Джеки, пригладив пальцами мальчишечьи волосы. Потом, вспомнив про новое умение Пасхи, протянул маленькому индейцу руку, и тот пожал ее. – Молодец!
Улицы вокруг оперного театра, вымощенные неровно пригнанными друг к другу плоскими камнями, напоминали огромный, скверно сложенный пазл. «Хоть бы Милтон был тут, – мечтала Марина, – пусть даже без машины, пусть бы просто шел рядом и держал под руку». Она была высокой женщиной-медиком из Миннесоты, и эти три фактора – рост, профессия и место жительства – совершенно не располагали к шпилькам. У Марины практически не было столь необходимого сейчас опыта передвижения на каблуках. Шагая, она старалась переносить вес ступни на пальцы, чтобы каблуки туфель Барбары не застревали в стыках камней, и постепенно отставала от своей спутницы. А доктор Свенсон в армейских брюках и ботинках на резиновой подошве неслась вперед хорошо памятной Марине решительной и размеренной, как метроном, походкой. Она была уже на квартал впереди и, похоже, не замечала, что идет в одиночестве. Пасха замыкал шествие – возможно, чтобы предупредить доктора Свенсон, если у Марины откажут ноги. Толпа, излившаяся из театра, уже рассеялась; вокруг были обычные прохожие. Они стояли в полутьме на перекрестках, размышляли, переходить на другую сторону улицы или нет, и с любопытством глазели на Марину, ковылявшую по тротуару на высоких каблуках и в наброшенной на плечи шали.
