– Люди даже «нет» воспринимают как поощрение, – вставил Джеки.
Марина подошла к кожаной скамье и села рядом с сундучком, а бокал с вином поставила на пол. Она не спрашивала позволения – просто запустила руку внутрь, порылась в письмах и вскоре увидела собственный почерк на белых конвертах с логотипом отеля.
– Бовендерам. – Она бросила первое письмо на скамью. Потом нашла два других. – Бовендерам, Бовендерам.
Джеки открыл конверт.
– Дорогие мистер и миссис Бовендер, – начал он.
– Пожалуйста, перестань! – воскликнула Барба-ра и закрыла уши ладонями. – Я чувствую себя полной идиоткой. С этого дня буду просматривать почту. Честное слово.
Марина повернулась к ней:
– Вы и счета не оплачиваете?
Джеки покачал головой:
– Все счета поступают прямо в Миннесоту. Клянусь, так было заведено с самого начала.
Ну, разумеется. Чтобы счета не отвлекали доктора Свенсон. Марина вернулась к ящику. У стенки теснились журналы – «Харперс», «Нью-йоркер», «Сайентифик Американ», «Медицинский журнал Новой Англии». Грудой лежали письма от «Фогеля» и других фармакологических компаний, письма из других стран, из университетов, больниц. Марина перебирала и перебирала конверты. Барбара беспомощно смотрела, как в корреспонденции ее работодательницы роется, в общем-то, почти незнакомая ей особа.
– Я не уверена, что мы поступаем правильно, – нерешительно проговорила она. Возможно, девушке лишь сейчас пришло в голову, что она поступила опрометчиво, притащив в гостиную всю почту. – Вы ведь написали только три письма. Ей не понравится, что…
Вот оно, вот! Марине не пришлось глубоко залезать в ящик, ведь все было не так давно. «Андерс Экман». Она бросила аэрограмму на конверты из отеля. Джеки спешно убрал ноги, словно голубой листок мог обжечь его.
Барбара наклонилась, рассматривая аэрограмму, но не трогая ее:
– Боже, как вы думаете, от кого это?
«Андерсу Экману, через доктора Аннику Свен-сон» – весьма неуклюжая фраза.
– От его жены, – сказала Марина.
Увидев почерк Карен, Марина легко нашла остальные ее письма. Все они, вероятно, были написаны после отъезда Андерса в джунгли. Других адресов у Карен не было, вот она и писала «через доктора Свенсон». А до этого, наверное, звонила или посылала электронные письма, а в сентиментальном настроении – писала на адрес отеля. Вероятно, рассказывала Андерсу о мальчиках и о снеге, звала домой, говорила, что ее беспокоит его голос и вообще ехать в Бразилию было необдуманным решением. Марина знала содержимое каждого письма; она роняла их одно за другим на кожаную скамейку, где недавно лежали пятки Джеки. Она видела, как Карен сидит на высоком табурете у кухонного островка и исписывает страницу за страницей – по утрам, отправив сыновей в школу, и вечером, уложив их спать. Пишет, склонив голову, заправив за уши светлые волосы. Марина знала, что она пишет, как если бы заглядывала Карен через плечо. Возвращайся. Письма приходили по одному и парами, даже по три. Карен писала их каждый день, может, дважды в день, так как больше ничем не могла ему помочь. Но помощь не дошла. Марина не сомневалась: Андерс знал, что Карен пишет ему, что она любит писать письма, и знал, что корреспонденция оседает в Манаусе. Но, не получая весточки от жены, он не знал, доходят ли его письма. Возможно, умирая, Андерс гадал: выбралось ли из джунглей хоть одно его послание? Ведь мальчишка в выдолбленном бревне мог просто брать у него деньги, а конверты пускать по воде, как только заплывет за поворот, и тогда бы его письма читали лишь рыбы да речные дельфины. А Карен Экман меж тем писала и писала как заведенная. Плоды ее усердия теперь лежали на кожаной скамейке в апартаментах доктора Свенсон.
