Ни ее голос, ни слова не звучали убедительно.
– Мы ведь еще даже не прибыли на место. – Доктор Свенсон взяла себе сэндвич. – Соберитесь, или, бог свидетель, я высажу вас на берег прямо здесь. В джунглях есть вещи куда страшнее, чем мальчишка, плавающий в тихом заливчике.
Пасха вернулся на лодку мокрый и гладкий, как тюлень. Вскоре сэндвичи были съедены; мальчик с таким благоговением сжимал банку из-под арахисового масла, что доктор Свенсон дала ему еще одну.
– Sesta[11], – объявила доктор Свенсон и хлопнула в ладоши. По-португальски это прозвучало убедительно. – Местные утверждают, что sesta – один из немногих даров, привезенных европейцами в Южную Америку. Впрочем, я считаю, что бразильцы и сами бы сообразили, как славно поспать днем; для этого не требуются несколько веков кровопролития и рабства.
Она похлопала Пасху по руке и показала на невысокий ящик возле штурвала, потом закрыла глаза и положила голову на сложенные ладони – детская пантомима, изображающая сон. Получив указания, мальчик вытащил из ящика два гамака и стал крепить их к шестам в тени навеса.
– Когда-то я не верила в пользу дневного сна, – призналась доктор Свенсон, выбрав ближайший к штурвалу гамак. – Считала это признаком слабости. Но эта страна способна сделать соней кого угодно. Важно слушать, что тебе говорит твое тело.
Она села на длинный кусок ткани, откинулась назад, подняла ноги, и гамак поглотил ее. Доктор Свен-сон превратилась в висящий невысоко над палубой полосатый кокон. Кокон покачивался из стороны в сторону – энергия устройства на отдых породила движение.
– Ложитесь спать, доктор Сингх, – произнес приглушенный голос. – Сон без сомнения пойдет на пользу вашим нервам.
Казалось, доктор Свенсон исчезла с лодки, как исчез Пасха, когда прыгнул за борт. Марина глядела на гамак, пока тот не перестал раскачиваться. Магический фокус: заверни ее в одеяло, и она исчезнет. Наступивший без доктора Свенсон покой был непрочным, слоистым. Поначалу Марина слышала лишь отсутствие человеческих голосов, но пообвыкшись, стала различать звуки: щебетанье в глубине чащи, карканье на вершинах деревьев, перебранку мартышек, неумолчное гудение насекомых. Все это чуточку напоминало увертюру к опере, в которой искушенный слушатель различит флейты, нежный французский рожок, одинокий, выразительный альт. Марина выглянула из тени навеса и посмотрела на солнце. Ее часы показывали два. Пасха сидел на палубе перед одной из коробок, держа в руке шариковую ручку. Марина дотронулась до пустого гамака и показала пальцем на мальчика. Сложила ладони и положила на них голову.
