Марина мучительно пыталась вспомнить, как завершился тот давний инцидент, но тут ей в голову пришла другая мысль:
– А доктор Рапп?
– Что доктор Рапп?
– Он бы зашил девочке голову?
Доктор Свенсон фыркнула:
– Почти наверняка – нет, и не потому, что он не был врачом. Он превосходно знал физиологию, а такой твердой руки я в жизни больше не видела. При необходимости он смог бы зашить вену при свете костра. Но доктор Рапп не преувеличивал свою роль в племени, никогда не изображал из себя премудрого белого человека. Он никогда не брал ни на образец больше, чем было нужно. Он ничего не разрушал и не нарушал.
– Значит, он оставил бы ее истекать кровью и умирать.
– Он бы проявил уважение к заведенному порядку.
Марина кивнула и подумала, что ей, возможно, повезло больше, чем она думала: она попала в экспедицию, глава которой может по ошибке проявить сострадание.
– А доктор Рапп жив?
С таким же успехом она могла спросить, выжил ли президент Кеннеди после покушения.
– Доктор Сингх, вы научные публикации читаете? За жизнью следите?
Замечательный вопрос в устах женщины, которая везла ее на лодке незнамо куда.
– Да, – ответила Марина.
Доктор Свенсон вздохнула и покачала головой:
– Доктор Рапп умер девять лет назад. В августе будет десять.
Марина, догадавшись, что в данном случае сочувствие дозволительно, выразила доктору Свенсон свои соболезнования. Та сказала «спасибо».
– Вы изучали когда-то микологию? Как вы стали работать с доктором Раппом?
Она все-таки смогла спросить об этом. Теперь она могла спрашивать о чем угодно. Марина чувствовала себя почти агентом ФБР.
– Я была студенткой доктора Раппа, а доктор Рапп мог вести занятия в любой точке земного шара. Я сопровождала его в Африке и Индонезии, но самые важные свои исследования доктор Рапп проводил на Амазонке. Он изучал ботанику, а я изучала, как работает разум истинного ученого. Я училась в женском Рэдклиффском колледже и не могла посещать его лекции в Гарварде – такого радикализма там допустить не могли, но доктор Рапп позволял мне ездить с ним в экспедиции. На моей памяти он был первым преподавателем, который не создавал ограничений для женщин. И, как выяснилось позже, единственным.
Они долго молчали и смотрели на проплывающее мимо бесконечно повторяющееся зеленое полотно джунглей. Два часа спустя Пасха, прежде державшийся правого берега, пересек Риу-Негру и свернул в приток, ничем не отличавшийся от множества других, которые они миновали. Ни таблички, ни указателя, однако именно тут путешественникам предстояло свернуть с речной автострады на водяную проселочную дорогу, что вела к дому доктора Свенсон. В широком устье притока они оказались одни, остальные лодки поплыли дальше. Через считаные минуты безымянная речка сузилась, завеса зелени опустилась за спиной у Марины и закрыла Риу-Негру. До этого ей казалось, что незримая черта, отделявшая цивилизацию от джунглей, лежала между пристанью и лодкой, что сама река и была той чертой. Но теперь, когда лодка скользила между двумя стенами густейшей растительности, Марина поняла, что законы известного ей мира здесь не действуют и это еще не конец цивилизации – она будет сбрасывать покров за покровом, пока лодка не причалит к берегу. Вокруг была кромешная зелень. Небо, вода, кора деревьев – позеленело даже то, что никогда не было зеленым. «Любимый мой ускакал в зеленом» – как пела Джоан Баэз.
