То, что меня не убьёт... | страница 25
Бабушка проследила за её взглядом.
— Кончилась зима, пока ты болела, детка. Так что кушать тебе теперь придётся много, чтобы поправиться, а то не сможешь гулять своими ножками. А на улице хорошо, снег растаял, птички прилетели…
Слушая её, Миль покорно открывала рот и глотала кашу, пока не заснула. А когда проснулась, бабуля уже держала наготове следующую порцию.
…Нескоро Миль смогла сама добраться до кухни и туалета. Держась за стену, она словно плыла под лёгкий писк в голове, и ей казалось, что голова её парит где-то под потолком, а ноги — они такие тонкие, длинные и далеко-далеко внизу. Было так странно наблюдать, как они, ноги, сами собой перебирают тапочками по полосатым домотканным половичкам. Зато отныне она и бабушка ели вместе, празднично восседая за накрытым красивой скатертью столом на уютной кухне.
Миль, осознав, что бабушка права, и есть надо, крепла быстро, несмотря на то, что в голове у неё теперь часто, почти постоянно, шумело. То волнами, то писком, то звоном шум как фон присутствовал днём, а если не спалось, то и ночью. Иногда это сильно доставало. Но учиться почти не мешало, стоило погрузиться в чтение — и все шумы, как внутренние, так и внешние, переставали для неё существовать. Учебники для начальной школы — всякие там «Природоведение», «Родную речь» — Миль проглатывала, как и интересные книжки со сказками, с удовольствием листала яркие странички «Букваря» и «Математики» с забавно крупными буквами — из всей этой премудрой науки Миль быстро освоила четыре действия арифметики и теперь без особого напряжения, не торопясь и не застревая, осваивала дроби — не очень понимая, зачем ей это надо, но, чтобы доставить удовольствие бабушке, не спорила. Подумаешь, дроби… Гораздо труднее оказалось разобраться с часами, но бабушка сказала, что ничего страшного, всё ещё впереди. Ну, впереди так впереди, ей виднее…
Хотелось на улицу — за окошком теперь всё чаще было солнечно, дожди отплакали, наконец, своё. С высоты окна деревья казались окутанными светло-зелёной дымкой, землю устилал изумрудный ковёр молодой травки, призывно желтел свежепривезённый песок на детской площадке. Весёлые рабочие в заляпанных краской одёжках быстро и весело раскрасили качели- карусели в разные весёлые цвета. Весело орали воробьи, пели синицы. Мелькали бабочки. Люди одевались легко и пёстро. В две смены носилась неутомимая ребятня. А Миль смотрела на всё это из окна.
Но вот и ей разрешили прогулки. Бабушка за руку сводила внучку вниз, где Миль и сидела с ней на скамеечке, болтая ногами и жмурясь на солнышке, как котёнок — в этом поначалу и состояла вся прогулка. Даже подняться после неё на их третий этаж девчонке было нелегко. Потом бабушка стала водить Миль по двору, а количество прогулок увеличила до двух. А вскоре Миль уже бегала сама, как и положено здоровому ребёнку, — но оставаясь на глазах у бабушки. Это не только не стесняло свободолюбивую Миль. Ей нравилось чувствовать, что бабуля рядом, что можно всегда видеть её спокойную фигуру на скамейке — только оглянись — и в любой момент есть возможность подбежать и обнять её, такую родную, такую мягкую… такую уязвимую.