Тут и мы нарисовались.
Ингеборге действительно меня не домогалась, пока речь шла об отрядных делах, но когда она стала меня брить в ванной, тут все и началось, после качественного бритья, слава богу, не во время.
Нельзя так прижиматься к моей спине разными выпуклостями да еще из-под мышки руками внизу теребунькать, одновременно ухо вылизывая.
Так-то вот. Зарекался кувшин по воду ходить.
Все успела Ингеборге погладить.
И меня.
И мои вещи.
И даже поспать мне дала полтора часика до вечера. А вечер был уже посвящен свадьбе. Точнее — свадьбам.
Благодаря ее заботам я был свеж и готов к подвигам.
В Москве, той — староземельной, я бы тоже не пожалел на нее две сотни евро в час. Стоит Инга того.
Сама церемония была по русским меркам, не говоря уже об армянских, весьма скромной и проходила на заднем дворе магазина. Там, где когда-то (боже мой, несколько дней всего прошло, а я уже говорю «когда-то»)… где когда-то мои девочки под руководством Билла чистили свои новые американские винтовки.
Гостей было человек сорок, включая и нашу дюжину.
Несколько человек армян.
Братья-буры в белых чистых, но неглаженых рубашках.
Остальные все — прихожане местной методистской церкви, у которой был скромный молельный домик на Шестой улице и большой участок под застройку на берегу океана. Пустой пока.
Сорок — это если не считать нарядно одетых вездесущих детей разного возраста, которым приготовили отдельный безалкогольный стол в ресторане.
И Зоран. Но он не гость на этой свадьбе, а обслуживающий персонал — фотограф. Если бы я не подсуетился, то Билл точно постеснялся бы припахать такую знаменитость. А то, что знаменитость тоже кушать хочет, тут как-то пропускают мимо сознания. Тем более что лишнего Зоран не запрашивал.
Все гости сбились в две небольшие отары на помосте, оставив проход посередине, который был выстлан целой штукой бордового сукна и вел к арке, целиком увитой цветами.
На постройке арки настоял Билл. И когда я ему попенял, что можно было и не выкидывать столько денег на дорогущие здесь оранжерейные цветы, которые все равно завянут, он только сурово ответил:
— Цветы на свадьбе — это святое.
Я и заткнулся. Кто я такой, чтобы покушаться на святое?
Так вот под этой самой цветочной аркой, держа в руках довольно увесистый том Библии, сейчас топтался местный методистский священник, чем-то неуловимо внешне схожий с Керенским.[81] Коротко стриженным ежиком, что ли? Падре был гладко выбрит, одет во все черное, только с белым стоячим воротничком на шее — «ошейником раба Божьего».
