Её слова затронули его собственные воспоминания, не общеизвестные, а именно личные, давно похороненные. Однажды в бурном прошлом Боба преследовала группа определённых людей, и след, о котором рассказала Джин, имел для него такое значение, которого не имел ни для какого другого человека на Земле. Удивительным было то, что именно в такой форме и лишь после стольких лет прошлое его настигло.
— Не могу поверить, что я здесь, — сказал кто-то, выдернув Суэггера из его путешествий во времени, чтобы тот увидел своего друга — более молодого, лучше одетого, из разряда восходящих далласских менеджеров, в гарусном костюме Хикки Фримена, приближающегося чтобы сесть рядом.
— Мы назначаем самого тупого практиканта в отдел ДФК, — сказал человек, пожав руку Суэггеру и выдав порцию ерунды в духе «как дела». — Он получает десять-двенадцать звонков в день от людей, которые раскрыли дело и знают точно, что тут замешаны цыгане, Ватикан и японская имперская разведка.
Ник Мемфис был теперь начальником далласского регионального офиса ФБР. Во многих случаях это было бы выгодное назначение, но для него это было последней остановкой по пути на задворки. Его карьера достигла пика, когда новый директор, вступив в полномочия главы Бюро,[17] услышал, что Ник был тесно вовлечён в трагический инцидент в огромном торговом комплексе в Миннесоте и захотел убрать его подальше от штаб-квартиры. Его ассистент, труп с кислотой вместо крови, мистер Ренфро взял на себя деликатный труд выпереть Ника с его должности заместителя директора и переназначить его на полевую должность в офис, который выдавал достаточное количество закрытых дел, но при этом не нуждался в радикальных перетрясках или новом руководителе, а просто предоставлял возможность подписывать запросы, утверждать бюджет и следить за укомплектованностью отрядов до самой пенсии.
Суэггер ничего не ответил. Он знал, что потряс своего старого друга странной просьбой несколько дней назад и что Нику нужно выпустить пар, так что теперь позволил более молодому человеку выговориться, облегчить груз и выложить всё.
Это был типичный Суэггер— лаконичный, невозмутимый, и даже костюм его цветом походил на камуфляж, хотя и был типовой тряпкой с магазинной вешалки, сидевшей на нём как джутовый бакалейный мешок на пугале. Он сидел, закинув ногу на ногу так, что хорошо были видны сбитые донельзя ковбойские сапоги «Nocona» и выглядел куда моложе сидя, чем будучи на ногах, потому что когда он шёл, пульсирующие болью ранения и недостающие части его плоти превращали его походку в медленное и неуверенное волочение ног. Вы вздрогнули бы, узнав, какую боль причиняло ему покалеченное бедро и удивились бы— почему старый хрыч упёрся и не принимает обезболивающие? Ну, по крайней мере он не напялил свою чёртову выцветшую бейсболку «Razorbacks».
