Я, конечно, помню, что отмена приказа подрывает авторитет командования. Но я же ещё и товарища Ленина не забываю: «Сила большевиков не в том, что мы не делаем ошибок. Ошибаются все. Наша сила в том, что мы можем признавать свои ошибки. И исправлять их». Назначение Всерада на должность тиуна — ошибка. На лидера общины он не тянет. А ничего другого пока нет. Признаю, исправляю и найду лучше.
«Лучше меньше да лучше» — помню, знаю. «И лично Владимиру Ильичу, и Рабкрину его…». Только если «меньше» — вообще «ноль» — это всё равно лучше? Или уже нет? «Если не знаешь что делать — не делай ничего» — мудрость международная. А если знаешь «что», но не знаешь «чем»? Есть у человечества для этой ситуации хоть какой-нибудь афоризм? Или только про Непал? «Всякий человек, сделанный не пальцем и не палкой является гражданином Непала».
Едва хоть как-то разобрались с притащенным барахлом, я поднял свою команду. Лодейку оставляем здесь — завтра Аким на ней в Пердуновку придёт. Выпросил накидки, коней. Пошли верхами к себе. О, а я не один такой бестолковый насчёт лошадей! Ну, меня-то Ноготок к себе в седло под плащ сунул. Господина — как щенка за пазуху. Как-то… не по-боярски.
От Сухана лошади шарахаются. Рвутся, на дыбы встают. Кто-то из мужиков сказал: «медведя чуют». И у него навык верховой езды… Подавлен? Утерян? Хотя понятно — волхвы верхом не ездят, похоже, эти информационно-рефлекторные цепи они задавили. Селяне-пейзане… аналогично. Как собака на заборе. Нормальный крестьянин верхом не катается. Во многих домах даже и сёдел нет. На крайний случай — попона. И поехал «охлюпкой». Пешие мы люди, пешеходные. А в эту эпоху — особенно. В степи-то не казаки, а степняки. Да и севернее — леса ещё не сведены, болота не осушены. На коне-то далеко и не уедешь.
Что порадовало — как нас на заимке встретили. «Герои-освободители-спасители-победители». Ну, в принципе… Бабы визжат и плачут, обнимают и целуют. И на мою долю маленько осталось. Еле от Светаны отбился. И попался Домне.
— Спасибо тебе, Иван Акимович.
Большой поклон в пояс. И слёзы на глазах дрожат.
— Господи! Домнушка, да за что спасибо-то?
— Что слезами моего… озаботился, что с собой взял, что сберёг, живым вернул… За всё.
Ну, пожалуйста. Много я там кого сберёг… Как вспомню, как я с перепугу в эту занавесу на двери кинулся, да в ней запутался. Да со страху чуть… Ну скажем по благородному — чуть не оконфузился… Охо-хошеньки мои. Пойду-ка уши холодной водой помою. А то — как бы от них пожар не начался.
