Шантаж | страница 56
«Законная власть» — тоже торгуемый актив. Мэр небольшого провинциального русского городка, увидев на столе выложенный посетителем конверт, успел взять его в руки, и, не открывая, только спросить
— А что это? Фотографии места будущей застройки?
А его уже успели взять. Правда, как положено, через 72 часа выпустили. Поскольку нет оснований для предъявления обвинения. Но это был уже другой человек. Больной. С серьёзно деформированной психикой, отбитой почкой и существенно повреждённым анусом. Не боец. Который немедленно снял свою кандидатуру с ближайших муниципальных выборов.
Как тут, на «Святой Руси» с этим делом? Судя по летописям — ещё хуже. И что делать? Бечь? Понятно, что оценивать варианты удобнее из Лондона, а не из Красноярского края. А прогрессорство? Да и фиг с ним. Нынешним англичанам тоже мозги промыть не вредно. Но, во-первых, отсюда ещё дай бог ума выбраться. А во-вторых… а люди мои? Бросить?
— Боярыч! Беда! «Пауки» поднялись!
В дверь влетает Хохрякович. Железная шапка-мисюрка — на ухе. Рукав армяка — полу-оторван. Под глазом… По форме отпечатка могу предположить: били грязным кулаком.
— Сброю — к бою. Выходи во двор!
Я сходу, броском с лавки, вылетаю через дверь. Во дворе — с десяток местных мужиков и столько же баб. Воют над покойницами. Мужики частью укладывают тела на мешковину, частью же — у ворот бьют Всерада. Делают они это довольно вяло — ни топоров, ни ножей, ни, даже, дреколье — пока не используется. По очереди каждый что-то выговаривает Всераду, тот тоненьким голоском отвечает, его бьют по уху. Он заваливается, его поднимают, снова ставят в середину, и начинается следующая ария.
С нашим появлением этот рутинный процесс прерывается. Пейзане разворачиваются в мою сторону. Как всегда — неторопливо, как всегда — раскрыв рты. Хронический гайморит? И как же им на губу-то не капает? Дождь же идёт. Впрочем, я тоже начинаю скалиться. По волчьи. И тяну из-за спины свою шашечку. Моего человека бить? Вшестером? А может, кто со мной поиграть хочет? Побегаем, согреемся? Свежее, не отошедшее ещё воспоминание о клинке, входящем в человеческое тело, о горячей крови на рукояти… Сзади шелест вытаскиваемых сабель и скучно-эпический голос Ивашки:
— А ну, брысь со двора, мурлы неумытые. Сщас всех в куски порежем-порубаем. Ой напьётся моя сабелька дурной кровушки…
С другой стороны на щёку вдруг летят дождевые капли. А, это Чимахай. Топоры вытянул, мельницу свою начинает крутить. Этот-то не скучает — ему всё внове, он в азарт входит.