Язычнику вообще тяжело среди людей другой веры. Даже и языческой, но другой. Языческие боги всегда жёстко локализованы. И на местности, и в народах. Это для Христа «нет ни эллина, ни иудея». А вот у Зевса и у Мардука — совсем другая точка зрения.
А уж когда язычник ещё и внешним видом выделяется… Бритые, усатые, с хвостами на затылках, в юбках, с оригинальной формы топорами, трёхполосными щитами и расширяющимися к острию мечами… С их пренебрежением к княжеским медам: «стыдно это — у нас меды пьют только простолюдины да рабы». С любовью к конине. Чего они не скрывают, и проявления которой русские нелицеприятно комментируют. После чего снова приходиться хвататься за топоры… Им настоятельно посоветовали быстренько убраться. «Пока князь Андрей нрав свой не явил».
Ребят отпустили с миром, помогли и лодейку нанять, и кормщика. И дали рекомендательное письмо к брату князя Андрея — князю Глебу Юрьевичу в Переяславль.
— Там всех берут. Лишь бы к делу был гожий.
Переяславльская дружина всегда формировалась более для боя в степи, для защиты Изюмского шляха да для прикрытия Днепровских караванов. Особых требований по вероисповеданию или национальной принадлежности в Переяславле не было. А пруссы — хоть и лесной народ, но конный. К коням у них отношение религиозное. Даже в могилу к воину кладут коня и упряжь конскую.
Кроме грамотки, очень настоятельно посоветовали взять попутчика — княжеского гонца. Грамотка — княжеская, чужакам её в руки давать нельзя. Да пруссы и сами избегают брать в руки это «колдовство чужого бога». Вот этого гонца и вытащили мои ребята из-под стола. Из лужи крови. Николай был прав — княжеский гонец из Владимира от сына Юрия Долгорукого, князя Андрея Юрьевича Боголюбского к младшему брату его — князю Переяславльскому Глебу Юрьевичу. Но, почему-то, одет гонец не так и идёт не спешно, конями по кратчайшему пути, а лодией, и не сам, а с чужаками. Которые, кстати, местных норм и обычаев насчёт княжеской переписки, порядка её упаковки, формы одежды почтальона и прочего…. «нихт фершейн».
И шли бы себя пруссачки спокойно в Переяславль. Да вот, на беду свою смертную, заскочили в «Паучью весь» — кормщик посоветовал. Он тут бывал, купеческие лодии с Оки приводил. А тут… старосты — нет, нового хозяина — нет, мужики — в раздрае. У Хохряка на подворье из мужиков — один мальчонка.
Сначала витинги разогрелись в спорах с местными. Торговаться местные не умели. Цены ломили несусветные, от слов своих сходу отступались. Подсовывали всякое, на что и глянуть без стыда невозможно. Хорошо хоть — пустили в общинный дом на постой.
