Маска наглого превосходства сваливалась с него кусками. Сначала исчезла презрительная ухмылка с губ. Ушёл и высокомерный прищур. Глаза раскрылись и заметались в поисках выхода. Лицо стало мягче, проще, моложе. Сколько же ему? 16–18? Потрошителю младенцев, убийце гостей…
— Я не убивал!
— Я тебе верю. Но в послании твоему народу, которое я напишу, будет только одно имя — твоё.
— Я не убивал!!!
— Но ты — дожил! До разговора со мной. И назвал мне своё имя. Да, ваш Перун загонит в хлев, к своим свиньям, вас всех. Он — бог, он видит правду. Ну и бог с ним, с вашим богом. Здесь, на земле, именно твой род примет на себя весь позор, весь стыд, всё бесчестье. За вас за всех. И его не будет. Витавои исчезнут, станут пылью, прахом. «Эти камни в пыли под ногами у нас были раньше зрачками…». Зеницами глаз твоих родственников. Это сделал ты, витинг.
Мда… Ну и обороты у тебя, Ванюша: «бог с ним, с богом». Плохо быть бестолковым — возможно было и более изысканное решение. Там у них пантеон из десятка богов. Может, что-то покруче можно было придумать? Опять же — обычаи. Они там пьют кумыс и едят конину. Как-то на этом сыграть? Мало знаю. «Учиться, учиться и ещё раз учиться». Дорогой ты наш Владимир Ильич! Так кто ж против? Учителей где взять…
— Чего ты хочешь? Чтобы не посылать грамотку?
Всё правильно — пруссы были неграмотными и относились с огромным удивлением и подозрением к умению таким образом сохранять и передавать информацию. Сами они использовали какой-то вариант примитивного узелкового письма. В основном — для счета и календаря. А вот буквы вызывали у них подозрения в нехорошем волшебстве. Витинг боится не просто отправки сообщения, слуха, болтовни, сплетни, а именно письменного. «Написанное пером — не вырубишь топором» — чисто русская народная мудрость. А вот ощущение — общечеловеческое.
— Рассказывай. О себе. Кто вы и зачем пришли сюда.
Здесь не было такого профессионально-накатанного песенно-напевного повествования, каким развлекал меня битый волхв в Рябиновском порубе.
Ноготок, уяснив, что пленник «склонен к сотрудничеству», откинул свой раскалённый прут в сторону и, по моему знаку занялся Суханом. Кольчуга ножом не пробивается. Но удары были сильные, у моего зомби и под кольчугой образовалось два очень нехороших синяка: под левой лопаткой и возле печени. Ивашко с Чарджи вполголоса обсуждали полезность нижнего острия на лезвиях прусских топоров и примеряли по руке странные мечи покойников с асимметрично расширяющимися на конце клинками.
