И она не ошиблась — только Владимир мог провести столь великолепную рокировку язычества и христианства.
Но сначала — чуть назад. В 972 голу на днепровских порогах при возвращении из Болгарии погибает князь Святослав. Три его сына становятся князьями. Законные Ярополк и Олег — в Киеве и Древлянской земле. Венгры по матери, христиане по вере. А десятилетнего «робича», ублюдка и язычника отправляют в Новгород. Через три года на юге между братьями начинается война, которой заканчивается смертью младшего Олега.
Очень странная война. Странная — по поводу. Олег, в то время — юноша, подросток, встречает на охоте Люта, сына Свенельда. Сына человека, только благодаря которому Рюриковичи и усидели в Киеве. Который многие десятилетия был главным воеводой «Всея Руси», который постоянно сберегал жизни и отца, и бабушки. Которого народная молва упорно называла и любовником Великой Княгини, и отцом Святослава, то есть дедом юного князя. И возможным организатором смерти законного государя.
Роковой, второй поход князя Игоря в Древлянскую землю начинается с провокации: «Мы босы и наги, — говорили воины Игорю, — а Свенельдовы Отроки богаты оружием и всякою одеждою».
И вот при случайной встрече, после того, как Лют назвался, Олег приказывает его убить. Не просто прирезал случайно попавшегося неизвестного браконьера, а казнил единственного сына действующего главнокомандующего. Специально представившегося юному князю и его свите. Как представившегося?
— Привет, племянничек! Как поживаешь, сын приблуды? Да ты не дёргайся — мы же с тобой одной крови. От семени отца моего Свенельда.
Даже без учёта возможных притязаний на престол более старшего родственника, просто объявление о незаконном происхождении Святослава и, соответственно, его сыновей, вызвало бешенство в юноше. Сказать: «бастард» или «сын бастарда»… — в ответ всё, вплоть до войны королевств. Оскорбление, которое смывается кровью. На Западе. Христианство чётко устанавливает — наследование по мужской линии. Только в церковном браке. Олег — мадьяр, христианин… Выслушать такое — стыдно, а вот убить дядю — нет. Смыть кровью.
А вот Владимиру на это плевать. В язычестве вопрос отцовства критическим не является.
«И про отца родного своего
Ты, как и все, не знаешь ничего».
Или можно по Бёрнсу:
«И твой отец — не твой отец.
Хоть он о том не знает».
Другая вера, другое социальное происхождение. Другой набор представлений «о добре и зле». Сплошное «бесстыдство».
