Мурашки странного холодного наслаждения пробегали по спине Ниньо Луисито, когда он смотрел на мальчишек с Перальвильо, бьющих камнями собак, которые сначала злобно тявкали, потом взвизгивали от боли и, наконец, разбегались, жалобно воя, поджав хвосты, с окровавленными мордами — желтые глаза, плешивые спины, — чтобы затеряться где-то на пустырях, обжигаемых дневным горячим солнцем Мексики. Собаки, мальчишки, все опаленные солнцем, где они кормятся? Где ночуют?
— Понимаешь, Ниньо Луис, если ты хочешь есть, ты можешь попросить. Собака не может. Собака должна брать, где найдет.
Но Ниньо Луису было трудно просить, а он должен был просить. Ему купили в складчину книги. Он знал, что раньше, в большом доме в Орисабе, книг было видимо — невидимо, прадед велел привозить их из Европы и даже ездил в Веракрус за иллюстрированными журналами и толстыми приключенческими романами, которые читал своим сыновьям в долгие ночи тропических ливней. Все шло с молотка по мере того, как семейство беднело; наконец перебрались в Мехико, здесь было больше возможностей, чем в Орисабе: отцу дали работу в архиве министерства финансов. Доходный дом расположен рядом с Национальным дворцом, и отец ходил пешком, экономил на автобусах, а почти все чиновники ежедневно теряли два-три часа, чтобы добраться из собственных домов в отдаленных районах до площади Сокало и вернуться обратно. Ниньо Луис замечал, как с годами исчезали воспоминания, семейные традиции. Его старшие братья уже не ходили в среднюю школу, не читали, один работал в отделе департамента Федерального округа, другой — в отделе обуви Железного дворца.[29] Конечно, они все вместе могли бы снять домик, например, в Колонии Линдависта, но это очень далеко, а здесь, в доходном доме на Ла-Монеде, они занимали лучшие комнаты — гостиную и три спальни, таких не было ни у кого. И в таком здании, которое столетия назад было дворцом, Ниньо Луису было легче фантазировать и вспоминать.
Если собаки помнят друг о друге, как говорила донья Мануэлита, то люди забывают о своих ближних и о самих себе, отвечал ей Ниньо Луис. В час ужина он любил вспоминать о большом доме в Орисабе, с белым фасадом и зарешеченными окнами, а сзади дома был крутой и влажный овраг, пахнувший мангровыми зарослями и черными платанами. На дне оврага несмолкаемо журчал порывистый ручей, а там, наверху, всю Орисабу опоясывали огромные горы, такие близкие, что даже страшно. Будто живешь под боком у гиганта, увенчанного короной облаков. А дожди шли и шли, без конца.
