Заставит вас извергнуть пеной черною
Всю выпитую вами человечью кровь.
Сюда не приближайтесь. Ваше место там,
Где, правя суд, срубают людям головы…
В жилище льва, в пещере окровавленной
Пристало б вам укрыться, а не в храм входить,
Позоря достославное святилище.
Ступайте прочь, да сами, без погонщика:
Пасти вас никакой не согласится бог
[34].
Обвинение фурий заключается в том, что именно по воле Аполлона Орест совершил убийство и что именно он виноват в самом гнусном из всех грехов, совершенных против Матери-Земли, — в убийстве матери:
Так эти боги поступают новые,
Они теперь сидят на троне Правды,
И залит кровью трон.
Вверху, внизу — повсюду сгустки крови.
Очаг священный свой
Он запятнал. О, горе!
[35]Взаимные обвинения продолжаются до тех пор, пока судьи не решают бросить кости, чтобы определить их справедливость. Кости выпадают нейтрально, но один голос все-таки остается. Афина голосует за то, чтобы освободить Ореста, тем самым поддерживая новый патриархальный порядок. Она объясняет это так:
Ведь родила не мать меня. Мужское имя
Мне ближе и дороже. Только брак мне чужд.
Отцова дочь я, и отцу я предана
[36].
Эринии так отвечают на это обвинение, направленное против них:
Мне ли обиду стерпеть!
Мне ли, старухе седой,
В черные недра земли
Нынче с позором уйти!
Гнев распирает грудь,
Рвется наружу гнев,
Сердце сковала боль.
Мать моя, Ночь, ты слышишь?
Хитростью боги вконец посрамили меня
[37].
Афина успокаивает Эриний, обещая им храм в Афинах и уважение ее сограждан. Эринии становятся Эвменидами. И драма заканчивается так:
Мир Эвменидам, богиням благим
Края Паллады!
Так порешили
Вечная Мойра, всевидящий Зевс,
Подпевайте, пляшите, кричите!
[38]Обращаясь к этой драме, современный читатель может заметить, что ее основу составляет оптимизм Золотого Века, не говоря уже о значительной доле пропаганды патриархальности. Мы знаем, что Эринии не так легко поддались на уговоры, помня о том, что им угрожало:
О, сладость расплаты!
Беда за беду! Я плачу.
Решусь ли угрозы свои Исполнить?
Решусь ли народ погубить?
О, горечь бесчестья! О, муки стыда!
[39]Вне всякого сомнения, Аполлон должен освободить себя и получить власть от Великой Матери. Он должен воплотить в себе отдельную идентичность, без которой ему никогда не получить необходимого импульса, чтобы достичь высокой степени развития, характерной для Древней Греции. Но поскольку власть Аполлона упрочилась, его первобытный страх перед матриархатом укоренился, превратившись в женоненавистничество. Он забыл о своих истоках, которые находятся в Богине-Матери, и, по существу, вообще стал отрицать ценность материнства.
