— К несчастью, нет. Врач, по существу, не оставляет никакой надежды.
— Как же вы решили поступить?
— Пока что я позабочусь о самом насущном. О том, чтобы вернуться в Канны, нечего и думать. Я здесь проездом, только чтобы уладить неотложные дела. Сейчас зайду в банк, попрошу перевести мой счет в Амбуаз. Я собираюсь обосноваться в Турени.
— Как? В Турени?.. Вы хорошо все обдумали? Зимой Турень не самое подходящее место для больной.
Фарлини присел на краешек стола.
— Это не мое дело, — продолжал он, — но, боюсь, вы делаете ошибку.
— Я присмотрел там имение, — признался Дюваль.
— Как, уже?
Нотариус не смог скрыть своего неодобрения.
— Дорогой мой мсье Дюваль, так дела не делаются… Никогда не следует горячиться.
— Для начала я думаю его снять. Речь идет о доме со всей обстановкой, в отличном состоянии… В моем положении что может быть лучше? Там чудные места. Вы знаете Амбуаз?
Нотариус зажмурился.
— Амбуаз… Погодите… Это же недалеко от Тура… Я бывал там проездом… Но у меня осталось лишь смутное воспоминание об этой поездке… Шел дождь… Припоминаю замок…
— Так это там и есть. «Укромный приют».
Нотариус открыл глаза.
— Что такое «Укромный приют»?
— Название имения.
— Минуточку… Я запишу адрес… Но мы, конечно, еще увидимся. К концу лета нам представится случай выгодно разместить деньги… не стоит его упускать. Я вас извещу. И прошу вас — черкните мне пару строк, чтобы я знал, как идут дела. Будьте так любезны. Хочется все же думать, что врач ошибся и мадам Дюваль скоро поправится. Только не натворите глупостей. Не торопитесь покупать. Потом пожалеете.
Он открыл дверь и долго жал Дювалю руку.
— Крепитесь, дружище. Надеюсь, скоро увидимся. Вы же знаете, что можете на меня положиться.
— Спасибо.
Нотариус и впрямь славный малый. И если однажды ему понадобится кому-то исповедаться… конечно, об этом и речи быть не может! И все-таки… Как-то легче, когда чувствуешь, что ты не совсем уж одинок. Дюваль вернулся в Канны, зашел в банк, чтобы уладить кое-какие простые формальности, и, освободившись наконец, взял билет в одноместное купе «Голубого экспресса»[9]. Ну, сделает он крюк, проедет через Париж, а в Блуа вернется завтра еще до полудня.
Явившись наконец в больницу, он чувствовал себя разбитым, к тому же это короткое путешествие выбило его из колеи. Увидев жалкое перекошенное личико, он испытал настоящий шок.
— Сегодня мы совсем молодцом! — Жанна, как всегда, обращалась с больной, словно с малым дитятей. — Мы славно покушали пюре. И температурка у нас спала.
