— А если нету копеек?
— А вот это и не важно, как раз. Как раз никаких копеек при комму-низме и не будет.
— Как это?
— А вот так! При коммунизме денег не будет вовсе. Ни копеек, ни рублей, все! Все-все будет бесплатно.
— Все-все?
— Все-все!
— И даже мороженое?
— И даже мороженое! — снова заулыбалась учительница.
— О-о-о! — отозвалось тот час же вновь восторженно фальцетным многоголосьем в классе. — А когда, когда же его построят?
— Скоро, скоро! — тот час же и скороговоркой задорной отвечала она.
Она отвечала скороговоркой задорной и словно бы в тон их радостному оживлению, но погодя совсем немного, после того, как первоклашки слегка поутихли, прибавила уже совершенно другим тоном. Прибавила протяжно и вдумчиво, отведя посерьезневший взгляд куда-то в сторону крохотных заснеженных окон их старенькой школы-избушки. Словно и не для них вовсе сказала, так что услышали ее в классе очень немногие:
— Ско-о-ро… Скоро и сами, ребятки… И не оглянетесь как ско-ренько.
И показалось тогда определенно Игнату, будто она сейчас что-то очень давнее вспомнила.
Вспомнил и он, разговор этот, только много позже, лет через восемь.
В тот еще снежный по-зимнему мартовский вечер они возвращались в поселок с районных соревнований по хоккею. Ехали всей командой в своем родном школьном «пазике» после триумфальных побед во всех матчах. Эйфория царствовала в тесноватом салоне автобуса, шутки, песни и смех не утихали ни на минуточку.
Евгений Николаевич, учитель физкультуры и тренер одновременно, крепко сбитый, простоватый с виду мужчина средних лет восседал по-хозяйски напротив всех на специально приспособленном для этого, привинченном к полу, невысоком сиденье возле самой водительской кабины. Его лицо, добродушное и крупное, пышущее жарко здоровым румянцем, тоже сияло и светилось улыбчиво триумфом победы, тем более, что сразу же после окончания соревнований коллеги-наставники всей своей дружной компанией традиционно и от души поздравили его в тренерской — и теплым словом, и доброй чаркой.
— А поедем еще скоро, Евгений Николаевич? — вдруг спросил кто-то радостно.
— Поедем! — прямо в тон его радостной эйфории отозвался живо и тот час учитель.
— Когда?
— Скоро, скоро!
И опять же немного времени спустя Евгений Николаевич договорил уже совершенно иным тоном. Договорил тихо, в растяжку, глядя в сторону, точь-в-точь как когда-то учительница. Так что услышал его, пожалуй, только Игнат, который сидел почти рядом:
— Па-а-едем… може.
