Каждый год к ним в поселковую школу в девятый класс прибывало пополнение из окрестных деревень, где были восьмилетки. Каждый год первый школьный вечер с участием «новеньких» был самым интригующим, самым долгожданным. О нем говорили задолго, загодя выглядывая себе самых симпатичных. Игнат присмотрел себе сразу двух. Они были подружки и похожи, как сестрички-близнятки. Обе были невысоки ростом, стройны, с живыми улыбчивыми личиками, всегда ходили под ручку вместе, и обе совершенно одинаково улыбались ему при почему-то очень частых встречах…
«С которой пойти?» — решал и никак не мог разрешить Игнат такую вот сложную задачу… Наконец, придумал самое простое. С той именно, что на предстоящем школьном вечере улыбнется ему первая. А чтобы не тащиться назад одному долгой дорогой из деревни да еще в потемках возле старого кладбища, уговорил дружка Витьку пойти со второй за компанию.
Дорога за поселком была неширокая, брусчатая, усаженная по сторонам молодыми стройными тополями. Шли скоро. Игнат немного поодаль и сзади. С самого начала говорил он много и обо всем, о кино, музыке, книгах, называл знаменитые имена.
— А кто это? — несколько раз переспрашивала она и снова молчала.
Тогда он решил действовать смелее.
— А вот это не надо! — сказала она строго, но руки его с плеч, все же, не сбросила.
Далее почти всю дорогу шли молча.
Да и о чем говорить? — теперь он даже и не знал. Изредка украдкой заглядывал в близенький профиль, но она лишь серьезно, вдумчиво смотрела вперед, словно его и не было рядом вовсе. И словно не его рука вот уже довольно долгое время лежала, непонятно зачем на ее худеньком плечике. Вскоре рука так слежалась, примлела, что он бы и рад сбросить ее, но… Но и это сейчас было сделать как-то очень неловко, не нарушив при том невзначай ее тех самых, неведомых дум.
Зато впереди беседа не утихала.
— Как хоть звать-то тебя? — спрашивал бойко тоненький девичий голосок. — Сколько прошли, а…
— Иоганн Кеплер! — каким-то не своим совершенно, возвышенным голосом отвечал Витька.
— Гм… а-а… а почему ты пошел провожать именно меня?
— Ты меня интересуешь чисто как женщина!
Такой вот ответ, по-видимому, весьма озадачил, потому как и впереди на некоторое время наступило молчание. Но вскоре, впрочем, беседа продолжилась вновь, хоть и на прежний, столь своеобразный манер. Она говорила, расспрашивала серьезно, внимательно, а он отвечал так, словно лишь хотел попрактиковаться в какой-то уж слишком развязной шутовской оригинальности.
