«Стаканчики» на вторую зиму мы заменили меховыми рубашками без приполка с капюшоном, при чем — по инициативе Власовой — мы сделали глухие капюшоны, стягивающиеся при надобности шнурком, уменьшающим наружное отверстие до желаемых размеров. Вся голова, лицо и шея плотно укрывались мехом, и только небольшое круглое отверстие открывало среднюю часть лица — глаза, нос и при желании рот. Ветер, снег и холод совершенно не имели доступа к шее и подбородку. Малахай мы заменили легкой шапкой, сделанной почти по типу шапки Фритьофа Нансена. Мы только значительно углубили ее, так что шапка полностью закрывала лоб. От тульи спускались широкие «уши», полностью закрывавшие щеки до глазных впадин. Сзади «уши» переходили в достаточно широкую полосу меха, полностью закрывавшую шею. Наши шапки напоминали авиационные шлемы, только еще больше закрывали лицо и были легки и пушисты. Брюки мы делали с высоким поясом, доходившим до груди, при чем они были значительно шире эскимосских. Для стуж и пург мы сделали кухлянки чуть выше колен и тоже с глухими капюшонами. Кухлянки, как правило, не подпоясывались. Потом и эскимосы начали заимствовать у нас и шить для себя рубахи с закрытыми капюшонами.
Улучшив и научившись как следует пользоваться одеждой, мы все остальные годы не имели основания жаловаться на холод и неудобства, хотя нам приходилось оставаться на морозе и ветре по многу дней вдали от жилья.
Полярная зима и ночь наряду с неприятными моментами дают возможность человеку пережить такие ощущения, каких не переживешь и за десять лет жизни в средних широтах.
Не всегда дует ветер, не всегда метет, не всегда небо покрыто тучами. Небо бывает ясно, луна светит ярко. Тихо-тихо. В такое время полярная ночь изумительна, прекрасна.
На черном небе, усеянном мерцающими светляками звезд, четко вырисовывается линия белых гор. Вдаль уходящая белизна не становится темнее, и мыс Гавайи за 18 километров сверкает ярко, словно под лучами солнца. Нет темных пятен. Ничто не поглощает лунных лучей. Старушка луна льет свет так щедро, что глазам становится больно. Все спит, плотно укрытое толщами снега, все неподвижно и мертво. Земля лежит спокойно. Море же, изборожденное грядами хаотических торосистых нагромождений, свидетельствует о титанической борьбе мороза и воды. Море долго сопротивлялось сковывающим усилиям зимы, часто ломало ледяной панцырь. Всю зиму оно пытается, стряхнуть с себя холодные оковы, но зима сильна. Снова и снова сковывает она освобождающиеся участки льдом. Иногда с моря несется гул, словно тысячи орудий кому-то салютуют. Это море дробит и крошит лед. Но — еще выше торосы, еще чаще гряды ледяных хребтов. Свирепые пурги стремятся замести снегом все следы строптивости моря, но ветер бессилен что-либо сделать. Поднимаются ввысь ледяные монументы. Будет день — зашумит под солнцем море, а пока ледяные, зеркально-блестящие грани игл и обелисков, отражая лунный свет, зажигают в море призрачные сине-зеленые огни. Все спит, зачарованное морозом, только желтые блики окон, да дым, вертикально поднимающийся ввысь, свидетельствует, что и здесь на заснеженном «краю земли» есть люди — посланцы великой социалистической родины, осуществляющие волю партии и советской власти.
