Туман прячет товарищей, кашель от тринитратов обкладывает сухостью горло. Умершее нехорошей смертью чудовище демонстрирует свою подлую душу в виде цилиндра желтого гранулированного чедита, похожего на пармезан.
А среди расколотых кубами скал разорванные в клочья задохнувшиеся противогазы вынуждают наши глаза застыть во враждебной пугающей неподвижности. О, матери!
Фантазии самых мрачных ночей, это солнце превосходит вас, это сгусток немыслимого, ирреальная основа невозможного.
Пропыленные и оборванные, несите ящики, откройте, пропустите, но берегитесь: котловина Комо рядом, ее хотят, ее очень хотят захватить! Проклятая копилка, набитая восемью сотнями гранат. Ход сообщения «Мертвая лошадь» завален. Проскочим. Вперед.
Согнувшемуся в полости своей норы хирургу покоя больше нет. После каждого наружного взрыва под грязные проклятия гаснет от сильного порыва свеча. Душераздирающая бесполезная мольба вылетает из сжатых ртов покинутых людей. А лица окрашиваются васильковым, предшествующим ночи цветом.
Эфир и кровь не волнуют белого хирурга в черной норе. Ты еще не двинулся рассудком, упрямый мясник?
Так вот и случается, что гора на краю земли должна испить свое теплое лекарство, испить свое красное лекарство. Так есть и так было, а земля наша еще носит нас.
Так было и так будет, вечно.
Батарея на маневрах
Карлуше захотелось увидеть батарею семидесятипяток, и он дал мне кусочек шоколада: «Если и опоздаем, тетя не станет меня ругать».
Он шныряет по лесу, наконец нам удается разглядеть далекую цель. Крутой откос скалистой стены рва обозначал позицию врага. Это узкая расселина, где молодому лишайнику и пучкам венерина волоса довелось украсить собой летний отдых саламандр.
Первое орудие начало пристрелку с фугасного снаряда, чей пепельный след продымил от скалы, как если бы в нее ударило долото. Стекло призм и линз очерчивает и приближает поле, однако дает дымку, которая не позволяет хорошо видеть легкий выброс пыли от каждого удара долота семидесятипятки.
Невооруженный глаз замечает лучше.
Какой-то снаряд ударил ниже, в песчаную конусность дефекации, и тогда белая куча задымилась; другой — выше, в луговину, тогда куча становится черноватой и яркой.
Командир передавал поправки по телефону, но телефонист, крапотти[18], понимал плохо. Тогда командир со злостью схватил мегафон, жестяной конус с нагубником, и раструбил цифры на всю гору.
Потом и второе орудие произвело пристрелку, потом третье, потом четвертое: данные направления, прицела и превышения одинаковы, но у каждого своя неточность.
