— Георгий Мокеич, — сказал я проникновенным тоном, — вы знаете, Олеся Кульчицкая, хотя она и младшая сестра поэта, но уже в годах. У нее проблемы со здоровьем. То и дело приходится вызывать врача, а домашнего телефона нету…
Марков коротко кивнул. Мол, всё понятно, одна из самых распространенных просьб: либо помочь с жильем, либо помочь с установкой телефона…
— Попробуем, — сказал он. — Поговорю со здешним начальством. Надеюсь, уважат нас, писателей.
Я искоса взглянул на него, благодарно, почти нежно.
У него было благообразное, но совершенно бабье лицо. То есть, лицо стареющей бабы, стриженной под мальчика, чтобы согнать года. Вислые щеки, губки бантиком, глазки в морщинистых веках.
Но нет! Я тут же укорил себя за ошибку в словесном портрете. Нет-нет, у него было вовсе не бабье, а скопческое лицо, столь характерное для советских вождей: Маленков, Суслов, Гришин. Тем более, что он — сибиряк родом, а там, известно, что за публика обитала: скопцы, хлысты, духоборы…
Впрочем, опять я согрешил: какое же скопчество, если у него — жена, дочери, притом все, как один, писатели!
Поговаривали, что Андропов, будучи шефом Лубянки, пытался привлечь внимание партийного руководства к баснословным доходам Маркова, которые противоречили даже весьма растяжимым нормам совкового аскетизма.
Всё это приобретало тем большую скандальность, что было известно: Марков, загруженный под завязку служебной деятельностью в Союзе писателей, пишет свои романы не сам, а использует для этой цели негров — писателей помоложе годами и побойчее пером, нуждающихся в заработке и надеющихся таким способом отвоевать и для себя место под солнцем.
Говорили, что на Маркова работает целое «негритянское гетто». Называли имена и фамилии писателей небесталанных, еще недавно ярко дебютировавших в печати, в частности — в популярном журнале «Юность», а потом вдруг исчезнувших с горизонта, заглохших в подполье…
Так вот, при всей неприязни к Маркову, которой никогда не скрывал, я, всё же, беру под сомнение эту легенду.
Поскольку я лично знал этих ребят, своих литературных сверстников, которых молва зачислила в «негры».
Нет и нет! Никто из них, ни за какие деньги, даже при всем старании, даже по принуждению, из-под палки, не смог бы сочинить столь бездарные тексты, как те, что выходили из-под пера самого Георгия Мокеича.
Марков был достаточно сметлив, чтобы уловить и прочувствовать мой внутренний монолог.
— Подъезжаем, — сказал он и, повернувшись, скрылся в купе.
