— Вам не следует огорчаться, Роман Вацлавович, тому, что я сейчас скажу, — начал разговор Иванов. — Со временем мы все выйдем на пенсию, отслужив свой срок… Вы его отслужили.
Малиновский внешне не подал виду, а решил выяснить, откуда подул ветер.
— Вас это не должно волновать, — вступил в разговор незнакомец. — О том, что вы являетесь нашим сотрудником, знают лишь несколько человек, но самое неприятное и для вас, и для меня состоит в том, что это знают Родзянко и Джунковский. Вы должны срочно покинуть Думу, чтобы избежать дальнейших осложнений. Сошлитесь на болезнь, переутомление, семейные дела, наконец. Этого, думаю, будет достаточно. Ни в коем случае не сообщайте никому никаких подробностей, все обрисовывайте в общих фразах, чтобы не навредить себе…
— Но может так случиться, что мое имя появится на страницах газет…
— Может, — ответил незнакомец, — и вполне возможно, что скоро. По этому поводу я не могу дать никакой гарантии — ваше имя могут не только упоминать, но будут, возможно, и склонять. Поэтому вам надо опередить события — срочно уехать. В дальнейшем вы всегда должны отказываться от связей с нами, требовать доказательств и фактов. Ведите себя, как Азеф — он, славу Богу, жив и здоров по сей день, хотя врагов имеет среди революционеров множество. Пока против вас не будет доказательств — вы можете жить спокойно. От нас же они не получат ничего — так что не волнуйтесь. Это еще не проигрыш…
Малиновский побледнел:
— Мне придется давать объяснения товарищам по партии…
— Дайте, — сказал мужчина, — и непременно полные. Поэтому я и предлагаю вам уехать. Езжайте к Ульянову и его друзьям и признайтесь: не выдержал, мол, напряжения, устал; казните, что ушел из Думы, не посоветовавшись. Готов пойти на самоубийство из-за того, что все так осточертело. Они, разумеется, займутся следствием — господа революционеры это страшно обожают, вы знаете лучше меня. Но вам-то чего бояться? У них в руках нет и никогда не будет против вас ничего, кроме подозрений, а последние, как известно, не факты. Только не вдавайтесь ни в какие подробности, а то запутаетесь.
Малиновский сник, не зная, что и говорить. Всю свою двойную жизнь, которую он вел, был готов к разоблачению. Но, когда пришла опасность, растерялся.
— Как мне жить дальше? — спросил он.
— Жить, — спокойно ответил Иванов, молчавший все это время.
— Вы будете обеспечены, — добавил второй. — Мы выплатим хорошее содержание, вам его хватит на долгое время. Потом, когда все утрясется, а со временем все утрясется — мы с вами встретимся. Пока же нас не ищите.
