За Храмовой стеной. Книга Памяти | страница 10



Известно все заранее

О жизни. И спорить надо с ней, поняв,

Что боль познания, познания важней…

Зиновьев разделял суждения Д.С. Лихачева о проблеме личности и власти, и считал, что совестливые порядочные люди нетерпимы к власти не как к таковой, а нетерпимы к несправедливости исходящей от власти.

Зиновьев призывал своих учеников и последователей активно проявлять гражданское мужество, не отмалчиваться, всегда высказывать свое мнение даже в случаях тупиковых, когда все глухо, даже когда ваш голос – будет «гласом вопиющего в пустыне».

Александр Зиновьев не уставал повторять: путь делателя добра не имеет принципиального конца. Этот путь может оборваться по независящим от человека причинам, но это будет всего лишь конец жизни, но не конец пути…

Их воистину стоическая жизнь, их труды, дела и мысли еще раз подтвердили полное ничтожество и убогость духа значительной части их современников, особенно тех, чьим хлебом было и остается идеологическое угодничество.

Своей жесткой, бескомпромиссной критикой советского и постсоветского общества они обосновали, пожалуй, самую насущную проблему современности: ради спасения жизни на Земле человечеству необходимо новое мировоззрение и совершенно новый тип общественного устройства, ибо все прежние и современные формы власти безнадежно морально устарели и представляют угрозу для существования всех народов мира.

Они первыми проявили свое гражданское мужество и указали власти ее истинное место и ее роль в государственно-общественном устройстве: охранять общество от всего безумного, плохого и дурного, что вредит национальным интересам.

Они до конца жизни не уставали повторять одну и ту же истину: без труда праведного и созидательного, основанного на нравственном законе, никогда не возродить могущество России и не обеспечить процветание ее народа.

Здесь мне хочется подчеркнуть одно обстоятельство: Зиновьев, уйдя из жизни, оставил после себя множество учеников и последователей в области социологии и философии, создал свою научную школу; Солженицын же – никого, ни в области литературы и публицистики, ни в сфере истории философии и высшей социологии.

В последние годы жизни в Александре Исаевиче мало чего осталось от того прежнего крепкого «теленка», который некогда бодался с дубом. Сказывался многолетний результат нездоровых обстоятельств, противоестественного положения, в котором он находился, как писатель. Одновременно с этим в нем крепло убеждение в несокрушимости новой власти, возникшей на развалинах советской империи.