— Не знаю, — пожал плечами Реваев, — я же говорю, может быть, Пахомов и прав. В любом случае мне надо подумать. Сегодня мы вряд ли придем к какому-то решению.
— Я вас понял, Юрий Дмитриевич, — кивнул Разумов, — думаю, торопиться не стоит.
— Я больше думаю о том, — Реваев с грустью взглянул на Олега Егоровича, — неужели Баженов прав?
— Прав в чем? — уточнил Разумов.
— Да во всем. Во всем, что он написал.
Разумов пожал плечами и сунул руки в карманы.
— Знаете, Юрий Дмитриевич, когда я был ребенком, я никак не мог понять, как это Вселенная может быть бесконечна. Помню, пришел к отцу, он посмеялся и говорит: «Ну вот представь, что ты великий космонавт и добрался до края Вселенной». Я говорю ему: «Так и будет, папка!» Он опять смеется и спрашивает: «А что там, за краем?» Я к чему это говорю, — Разумов, как всегда в минуту волнения, провел рукой по усам, — есть вопросы, на которые ответов, наверное, нет, а даже если они есть, лучше о них не думать, иначе с ума сойти можно.
— Как сказать, — Реваев посмотрел на полковника снизу вверх и добродушно улыбнулся, — иногда мне кажется, что мы слишком о многом предпочитаем не думать. Но это все философия, отношения к делу не имеющая, — Реваев встал, — наверное со стороны наша беседа выглядит забавно. — Он подошел к Разумову и дружески похлопал его по плечу. — Не в тех чинах, не в тех годах мы уже, чтоб такие беседы вести. Я сегодня собирался навестить госпожу Белоусову, так что пора мне ехать, она уже ждет.
— Удачи, — пожал ему руку Разумов.
25 июня этого года
— Благодарю. — Реваев придвинул к себе чашку кофе.
Это была уже третья чашка за день, а ведь он еще даже не обедал. Боль, появившаяся в висках, пока еле заметно пульсировала, но полковник знал, что скоро она станет сильнее. Особенно если он выпьет еще кофе. Он сделал маленький глоток, поставил чашку на блюдце и посмотрел на сидящую перед ним женщину. Женщина была очень красива, причем красива именно тем типом сдержанного очарования, который так нравился Реваеву. Никаких кричащих цветов в одежде, никакой короткой юбки или глубокого декольте. И тем не менее эта женщина была удивительно сексуальна. Каждое движение ее мягкого и в то же время подтянутого тела будило желание протянуть руку и прикоснуться хотя бы кончиком пальца к ее такой нежной и гладкой коже.
— Скажите, Ирина Викторовна, что, если мы не будем гадать, кто мог хотеть вам зла, ведь это могут быть совершенно посторонние для вас люди. Верно?
