Отдыхавшие у костра казаки быстро поднялись, отряхивая с керей приставшую к ним сухую траву.
— Худорбай, — отдал короткий приказ Богун, — возьми пять человек с самопалами. Заляжете наверху в засаде. Остальные за мной, поглядим, кого там несет сюда в такую пору.
Казаки быстро, но без суеты подтянули подпруги, взнуздали лошадей и вскочили в седла. Далеко от кургана они отъезжать не стали, оставаясь в его тени.
Тем временем, слитный топот нескольких десятков конских копыт, который еще некоторое время назад привлек внимание чуткого Богуна, становился все отчетливее. Вскоре уже можно было различить темную массу всадников и лошадей, приближавшуюся со стороны Крылева.
— Да их, пожалуй, не меньше двух, а то и трех десятков будет, — сказал один из казаков, направляя ствол самопала в сторону дороги. Одновременно он проверил, легко ли вынимается сабля из ножен. Богун достал из-за пояса украшенный затейливой резьбой пистолет и взвел курок.
— Без команды не стрелять — тихо сказал он. Его обветренное с дубленой кожей лицо оставалось спокойным.
— Вы, — обратился он к казакам, — оставайтесь на месте, а я поеду навстречу, погляжу, что за гости к нам пожаловали.
Между тем, кони приближавшихся всадников шли широкой рысью и вскоре оказались у самого кургана. Уже можно было различить и одежду, в которой были одеты седоки — свитки и шапки явно казацкого покроя. Богун неторопливо выехал из тени и встал на освещенное луной место. В левой руке он держал пистолет стволом вверх, а правой сжимал эфес сабли.
Увидев в бледном свете луны одинокую фигуру на коне, преградившую им путь, человек, скакавший впереди, по всей видимости, старший из группы всадников, повелительно взмахнул рукой, обернувшись назад. Его эскорт придержал бег скакунов, которые перешли с рыси на шаг, а сам он направился к Богуну и остановился, не доехав до атамана с десяток шагов.
— Не меня ли, своего старинного приятеля, встречаешь, Федор? — с горькой иронией в голосе спросил он, откинув шапку со лба на затылок. В лунном сиянии четко вырисовалось лицо человека лет пятидесяти от роду, несколько обрюзглое, но не утратившее своей привлекательности. Его красивые черты дышали гордостью и достоинством, а в широко распахнутых слегка раскосых глазах одновременно таилась и затаенная горечь и лукавство.
— Тебя, батько Хмель, — просто ответил Богун, пряча пистолет за пояс. Затем он обернулся и махнул рукой, подзывая к себе остальных казаков своего разъезда. Увидев это, с вершины кургана спустился и Худорбай с теми, кто находился в засаде.
