Наступила напряженная тишина — все осмысливали слова Богуна. Внезапно в памяти Хмельницкого всплыла услышанная им на Базавлуке из уст его ночного видения фраза о помощи, которая должна придти к нему на конях с юга. Все совпадало — пророчество начинало исполняться. С загоревшимся взором он поднялся с места:
— Полковник Богун прав, другого выхода у нас нет, обратимся за помощью к хану.
Тут же стали решать, кто поедет в Крым. Хмельницкий знал татарские обычаи и был уверен, что в случае согласия хана оказать помощь, он потребует заложников. Лучшей кандидатуру для этой цели, чем сын Хмельницкого не было. Богдан предложил взять с собой Вешняка, который был знаком с некоторыми мурзами из ханского окружения, а также Петра Дорошенко в качестве писаря для документального оформления условий соглашения. Человек десять казаков Хмельницкий отобрал в качестве охраны, больше и не требовалось, так как у запорожцев с татарами был мир. Взял он с собой молодых Брюховецкого и Степана Славковского за компанию для Тимофея.
Об отъезде посольства Хмельницкого в Крым войску было решено не сообщать. По Сечи распространили слух, что наказной гетман выехал на Томаковский остров с целью посмотреть, не лучше ли там обустроить новую Сечь. Куренные атаманы перестали вести речь о восстании против поляков, стали поговаривать, что весной готовится поход против турок. Эти слухи распространялись специально, чтобы усыпить бдительность поляков и те не узнали о поездке Хмельницкого в Крым Прощаясь с наказным гетманом, кошевой вручил ему письмо к хану, скрепленное войсковой печатью, которое должно было служить верительной грамотой, обнял и перекрестил его, пожелав удачи.
Переправившись через Днепр, казаки прямым путем направились к Перекопу. Начинался первый весенний месяц март и, хотя зимы в том году фактически не было, приход весны природа встречала с обычным ликованием. Уже с юга потянулись первые стаи птиц, улетавших на зимовку, на деревьях стали набухать почки. Солнце уже прогрело землю, было по-весеннему тепло, степь начинала покрываться изумрудной травой. В воздухе витал аромат пробуждающейся природы. Ранним утром с первыми солнечными лучами над бескрайним степным простором мерцала прозрачная дымка от поднимающихся испарений. В этом безлесном краю, то здесь, то там поблескивали серебряной гладью многочисленные озера. На их берегах обычно гнездились бесчисленные стаи диких гусей и уток.
Через несколько дней, подъезжая к Перекопу, запорожские послы встретили первый татарский разъезд. Те из казаков, кто не бывал прежде в Крыму, с любопытством разглядывали татар в их природной дикой среде. Все они были низкорослыми и плечистыми, одетыми в свободные шаровары и, несмотря на теплую погоду в кожухи из плохо выделанной овчины, и такие же шапки. На ногах у них были грубой выделки сапоги. Из-под кожухов виднелись простые домотканые рубахи. Только старший разъезда был одет в кафтан, поверх которого был накинут халат, отороченный мехом лисицы. На голове у него была порядком облезлая лисья шапка, а на ногах порыжевшие от пыли сафьяновые сапоги. Татары сидели на низкорослых лошадях, густые гривы которых спадали едва ли не до самой земли. Одной рукой они держали узду, а в другой у каждого была камча из витой сыромятной кожи. Хмельницкий знал, что, несмотря на неказистый вид, татарские кони или бахматы, чрезвычайно выносливы и способны без остановки и отдыха совершить переход в тридцать верст. Младший Хмельницкий, Дорошенко и Брюховецкий, которым раньше не приходилось видеть татар вблизи, с интересом рассматривали их оружие: покрытые лаком короткие луки, сагайдаки, кривые сабли в простых кожаных или деревянных ножнах. Каждый татарин был вооружен ножом, имел при себе длинное шило и огниво.
