— О чем пан говорит? О каком самовольстве? — вяло возразил Конецпольский. — Говорят, что хутор подарен его отцу еще паном Даниловичем за верную службу.
— Тот слух сам шельма, лайдак Хмельницкий и распустил, — убежденно сказал Чаплинский. — Нет у него никаких документов на этот, хутор, как Бог свят, нет!
— Ну, нет так и нет, что с того? — пожал плечами староста. — Мне этот хутор тоже без надобности.
Чаплинский, согнувшись в низком поклоне, протянул к нему руки:
— В таком случае, ваша милость, за все мои заслуги, прошу ясновельможного князя подарить Субботово мне.
Теперь Конецпольскому стало понятно, зачем Чаплинский затеял весь этот разговор. В другой раз он бы решительно отказал ему, так как не особенно любил этого не блещущего умом, немолодого уже русина, отец которого после введения унии поменял русскую фамилию Цаплин на Чаплинского и стал правоверным католиком. Но сейчас он был обозлен на Хмельницкого, поэтому после недолгого молчания уклончиво ответил подстаросте:
— Если пан прав и Хмельницкий владеет этой землей, не имея на то документов, то он не сможет доказать в суде, что Субботово принадлежит ему, если, предположим, вдруг какой-нибудь шляхтич захватит его хутор наездом.
Лицо Чаплинского исказила хищная, все понимающая улыбка. Он поклонился, поцеловал руку старосты и, пятясь, покинул кабинет.
Об этом разговоре Хмельницкому стало известно значительно позднее от одного из слуг Конецпольского, который случайно подслушал беседу старосты со своим дозорцем, а в то время чигиринский сотник находился далеко от своего хутора у Княжьего острова, выслеживая в степи татарские разъезды. В первый раз он взял с собой в поход и старшего сына Тимоша, чтобы познакомить его с повседневной казацкой службой…
Воспоминания Богдана о днях прошедших прервал Федор Богун, который подскакал к нему и спросил:
— Не пора ли дать роздых коням? Уже верст пятнадцать с утра проехали, да и солнце к западу клонится.
Богдан очнулся от своих дум и огляделся вокруг. Действительно, они уже изрядно углубились в степь, а солнце стояло высоко в зените. «Пожалуй, пока будем отдыхать, начнет темнеть», — подумал Хмельницкий и ответил Богуну, — «Вон виднеется какой-то байрак. Пожалуй, там и остановимся, да и заночуем, торопиться нам особенно некуда».
