Домой в этот раз Голованов возвращался не так скоро, как обычно, — жестко потирая подбородок, останавливаясь и прижигая на ветру сигареты…
Потом было еще несколько встреч — деловых, будничных, ничего, казалось бы, не добавляющих к тому, что теперь Голованов знал об Орлове, и, как стало ясно позже — под прямым четким лучом переоценок, — каждый раз открывавших еще какую-то грань его внешне простой и непростой внутренне натуры. Иногда Орлов заходил в райком — в тех редких случаях, когда не мог чего-то сделать, решить сам, и Голованов почти всегда помогал ему, испытывая при этом удовлетворение. Побывал и в детдоме, подивившись, какими уютными, домашними можно сделать, при старании, угрюмые сумеречные бывшие монашеские кельи и трапезные, порадовавшись, что из добытого с его помощью лесоматериала строится вместительное, в одиннадцать широченных окон, помещение. Отметив — так, мельком, пока все это не встало однажды в один логический ряд, — с каким непоказным уважением относились к Орлову сослуживцы и как угловато скрытно льнули к этому не очень разговорчивому пожилому человеку длинношеие, с ломкими петушиными голосами подростки. Привык Голованов и к тому, как аккуратно являлся на все районные активы коммунист Орлов — перед началом и в перерывах окруженный людьми и сосредоточенно отчужденный — на своем постоянном месте, в углу, у окна, когда шло заседание. Сам он никогда слово не просил — это Голованов помнил точно.
А потом была еще одна встреча, — снова — в представлении Голованова — приподнявшая Орлова на новую высоту и снова заставившая о многом подумать и передумать.
В Загорове, как и по всей стране, праздновали двадцатипятилетие победы над гитлеровской Германией. Как заведено, торжественное заседание в районном Доме культуры проводили накануне.
Переполненный продолговатый зал гудел; Голованов, поминутно раскланиваясь и пожимая руки, пробирался к сцене — чтобы занять свое привычное, председательское место в президиуме, увидел сидящего в углу у окна Орлова. Грудь у него сияла, переливалась — боевых наград у бывшего комбата было побольше даже, чем шрамов!
Скулы у Голованова загорелись; поманив кивком главного районного идеолога, третьего секретаря, намечавшего состав президиума, гневным шепотом попрекнул:
— Эх, ты, — героев своих не знаем! Позор! — И, сдержавшись, распорядился: — Пока военком перед докладом горло прочищает, иди и приведи Орлова. Будем ждать за кулисами.
