— Перфильев, уводи своих!..
Гаврила Перфильев, скородумский станичный атаман, забегал, разбороняя.
Как вспыхнули быстро, так и остыли. Утирались, сходились в кучки постанично. Команда поскакала за ворота разгонять рыковских.
Кумшацкий и с ним писарь Федька Мелентьев на горячащихся конях возвышались над толпой. Гревцов, почесывая сквозь разорванную рубаху рубец на спине и боязливо поглядывая на есаульскую плеть, рассказывал:
— Деды как узнали, что нас сбили, враз — сюда; пока бегали, кулаки обгрызли от нетерпения.
— Зачинщиков — к Ефремову!
Кто-то из запроточных голодранцев, кто и в атаманском переборе усматривал возможность поразвлечься, сказал с усмешкой:
— Пошли.
Из толпы скородумских и рыковских закричали прибылянским и другим городским:
— А вы чего стоите? Вас не касается?
Пошел Матвей, оглядев всех победителем, за ним Родионов, Сулин, Гревцов и — после говора в толпе: «Чего ж? Мальцы крайние, что ли?» — двое взрослых из Средней.
По дороге Кумшацкого догнал конный казак:
— У рыковских одного — до смерти… — в голосе слышалось восхищение лихой дракой.
— Тяни его к атаману и рыковских гони.
Родионов кашлял и жаловался:
— Что-то у меня у нутрях болит. Чеботареву на кулак попал. Все бебухи отбил, зараза…
— У нас на масленой один на него нарвался, — пугал Сулин, — кровь носом пошла, вощеный сделался и к утру помер.
— Да будь ты проклят… Накаркаешь…
— Не боись, не подохнешь.
Степан Ефремов ждал их не в Канцелярии, а у себя дома. В халате.
— Ну? С чего началось?
Никто не помнил.
— Да вроде детишки задрались…
— Детишки? В Сибирь захотели?! — гаркнул войсковой атаман. — На Масленую человека убили… Нашли? — обернулся он к Кумшацкому.
— Не, не говорят…
Ясно было, что и не скажут. На Масленице кулачный бой — святое дело. За что ж человеку страдать?
— Ноне еще одного… Ваша работа? — обратился атаман к запроточным зачинщикам, которые и здесь всем своим видом являли непокорство.
— Нас в другом месте взяли, — оскалялись те и широким жестом показывали. — Весь народ — свидетель.
— Ага! Вот вы какие! Невиновные! Я вас таких, невиновных…
— На одном тебе кланяемся, — юродствовали рыковские. — Не вели нас доразу топить, дай спервоначалу Богу помолиться.
После того как отвечерял, был Ефремов добрый и понимал, что казаки еще от драки не отошли. Перемолчал, засунул пальцы за витой пояс с махрами, разглядывал битых да непобитых. Прошелся, задержал взгляд на Матвее, который вертел головой — не появится ли атаманская дочка.
